Пленница былой любви

Махмуди Бетти

Я подала ему билет, но он лишь махнул рукой. Я стала беспокоиться, так как водитель уже вызывал у меня подозрение.

У него были коротко подстриженные чистые волосы, однако только это и можно было отметить в нем как положительное.

Когда пришло время отправления, водитель прошел по узкому проходу на заднюю площадку и стал собирать билеты. Взяв протянутые мной билеты, он схватил мою ладонь и медленно провел своей рукой вместе с билетами по ней. Я испугалась еще сильнее, потому что такой жест не был характерен для иранцев. Я

пыталась отвлечься, желая только одного: как можно быстрее вернуться с Махтаб домой.

Моя девочка уснула и всю дорогу спала. «Как же я занесу ее домой со всеми этими пакетами?» – думала я и решила ее разбудить.

– Махтаб, – ласково позвала я ее. – Пора выходить.

Она спала так крепко, что даже не пошевелилась.

Все пассажиры уже вышли. Водитель ждал только нас. Он улыбнулся, давая понять, что вынесет Махтаб из автобуса. «Это очень мило с его стороны», – подумала я.

Он поднял Махтаб и, к моему ужасу, плотоядно прикоснулся губами к ее щеке.

Я в панике оглянулась вокруг. В пустом автобусе было темно. Я быстро собрала пакеты и направилась к выходу.

Водитель, держа на одной руке Махтаб, второй преградил мне дорогу. Молча он наклонился ко мне, наваливаясь всем телом.

– Извините, – сказала я, выхватывая Махтаб из его объятий.

Я пыталась обойти его, но он, загородив проход, по-прежнему молча продолжал наваливаться на меня своим омерзительно вонючим телом.

Испугавшись не на шутку, я лихорадочно обдумывала, что можно использовать в качестве орудия защиты. Ударить его в пах?

– Где ты живешь? – бесцеремонно спросил он. – Я помогу тебе добраться домой.

Он протянул свою лапу и положил мне на грудь.

– Извините! – крикнула я так громко, как только сумела. Собрав все силы и удачно маневрируя локтем, я все же протиснулась к выходу и вместе со спящей Махтаб выскочила из автобуса.

На следующий день во время визита к Элен я услышала, какой опасности подвергает себя женщина в обнищавшем, полном беженцев городе. Мы с Элен придерживались неписаного перемирия. Несмотря на ее угрозы выдать меня в соответствии с обязанностью мусульманки, она и Хормоз делали все возможное, чтобы облегчить мою жизнь в самые трудные моменты. Хотя мы и отличались жизненной философией, однако по-прежнему нас многое связывало. В конце концов, мы обе были американками.

Стало уже почти темно, и я начала собираться домой.

– Тебе нельзя ехать одной, – сказала Элен.

– Ничего страшного, – возразила я.

– Исключено. Хормоз тебя отвезет.

– Нет-нет, я не хочу беспокоить его. Я сама справлюсь, поймаю такси.

– Я не позволю тебе идти одной, – настаивала Элен. Потом она объяснила причины такой осторожности: – Вчера по соседству убили девочку тринадцати лет. Она вышла из дому в пять утра, чтобы получить мясо по карточкам, и не вернулась. Ее тело нашли на нашей улице. Над ней надругались, а потом убили.

– Это дело рук афганцев, – заключила Элен. – В Иране

очень много афганцев, у которых нет женщин, поэтому они насилуют всех, кого только могут поймать.

Однажды позвонила Эссей.

– Мне очень неприятно, – почти плача говорила она. – Только что звонила из Америки твоя мама. Я сказала ей, что ты переехала. Она просила твой новый номер телефона, и я дала ей его, но очень боюсь, что у меня будут проблемы с Муди.

– Не переживай, – успокоила я Эссей. – Муди нет дома, так что все в порядке. Положи трубку, чтобы мама смогла дозвониться.

Через минуту зазвонил телефон. Я схватила трубку и услышала срывающийся голос мамы. Папа тоже был на линии.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила я отца.

– Нормально, – ответил он. – Хотеть – значит мочь. – Его голос был бодрым.

– А как у тебя дела? – поинтересовалась мама.

– Лучше.

Я рассказала ей о новой квартире и большей свободе.

– Как Джо и Джон? Я так тоскую без них.

– Хорошо. Они становятся настоящими мужчинами, – ответила мама.

Джо работал во вторую смену на одной из фирм. Джон, студент третьего курса колледжа, был членом футбольной команды.

– Скажите им, что я их очень люблю.

– Обязательно скажем.

Мы условились о времени связи по телефону. По вторникам и средам, когда Муди будет в клинике, можно звонить и разговаривать свободно. Это означало, что им придется вставать в три часа ночи, но это стоило того. Неделю спустя мама сказала, что в следующий раз я поговорю со своими мальчиками.

Утром я навестила Эссей, чтобы у нее было алиби, а вечером рассказала Муди, что, когда я была там, позвонила мама и я дала ей наш новый номер.

Похоже, его нисколько не обеспокоил мой разговор с родителями. Скорее наоборот, он даже был удовлетворен таким стечением обстоятельств.

– Приходите к нам на чай, – пригласила нас как-то раз Шамси.

Я спросила разрешения у Муди. «Разумеется, пойди». Иного ответа я и не ожидала. Он уважал Шамси и Зари, и ему очень не хотелось, чтобы они узнали о наших проблемах.

Этот визит стал для меня приятным событием. Мы с Шамси подружились и в то лето проводили вместе многие часы.

Обычно Шамси жила в этом прекрасном доме не более двух месяцев в году. На этот раз она собиралась остаться в Иране дольше, потому что они продавали этот дом. Шамси совершенно откровенно стремилась разорвать все узы, соединяющие ее с Ираном, и искренне жаждала вернуться в Калифорнию. Но нас обеих огорчала мысль о том, что порвутся также и наши сестринские отношения.

– Я не представляю себе возвращения в Калифорнию без Бетти, – сказала однажды она Муди. – Позволь ей поехать со мной.

Ни Муди, ни тем более я не хотели открытой конфронтации, до которой бы дошло, если бы кто-нибудь из нас хоть как-то отреагировал на это заявление.