Пленница дождя

Знаменская Алина

* * *

Саша оделась и подошла к столу. Врачиха мыла руки, чему-то улыбаясь. Сашу улыбка должна была успокоить, а вывела из себя. Надо же! Ну не привыкла она к предупредительным улыбочкам! От них веет фальшью. А ей нужна правда. Если у нее что-нибудь серьезное, она предпочитает знать наверняка. Она хочет в лицо смотреть всем своим бедам. Противно знать, что тебя обманывают даже из милосердия! Она ведь не дура, понимает, что у матери был страшный диагноз. И что предрасположенность к болезням передается по наследству. И ей могло передаться. Иначе чем объяснить то внезапное ухудшение здоровья, которое заметили все! Даже горничная

в доме Каштановых.

Врачиха, которую Элла Юрьевна называла Томой, вернулась за свой стол и предложила Саше сесть рядом.

— Все в порядке, — сообщила она, непонятно чему улыбаясь.

— В порядке?

Саша не поверила ушам.

— Да я никогда прежде так себя не чувствовала! Мне очень плохо! — Саша чуть не плакала. Она с трудом держала себя в рамках. — Тамара Александровна, скажите мне правду!

— Хорошо. Я скажу вам правду. — Врачиха похлопала пациентку по плечу. Кивнула медсестре, та вышла. — Вы беременны, Саша.

— Что?! — Саша почувствовала — что-то происходит с ее лицом. Ей казалось, что она краснеет, но Тамара опровергла ее предположения:

— Что же вы так побледнели, Сашенька? Анализы ваши в норме, сердце у вас крепкое. Ну-ка, выпейте водички.

Саша молча отодвинула от себя протянутый стакан.

— Этого не может быть, — убежденно отрицала она. — Вы ошибаетесь. Я слышала, что так бывает. Опухоль сначала принимают за ребенка.

Врачиха улыбалась Саше той улыбкой, которая должна сказать: знаю я эти сказки… Что бы ты понимала в этом, дорогуша… Саша не стала дожидаться, когда ей скажут это словами, — ее убежденность в ошибке врача била ключом.

— Понимаете, мой парень уехал давным-давно. И даже тогда… Вы же мне сами таблетки давали. Я предохранялась!

— Давным-давно и есть. У тебя срок большой. А таблетки… Ну что ж, ни одно средство не дает стопроцентной гарантии.

Саша замолчала ошарашенная. Она пыталась осмыслить новость, подобраться к ней хоть с какой-нибудь стороны. Да, цикл у нее неустойчивый. Иногда по несколько месяцев ничего не бывает. А потом снова все налаживается. Бабушка говорила, что Саша еще не сформировалась как женщина. И в этот раз Саша просто не придала значения. К тому же — таблетки. Она их пила все время, ни разу не пропустила! В то время, когда они с Ильей… Воспоминание о художника подкатило к горлу горячей волной слез.

— О чем мы плачем? — замурлыкала Тамара, закружилась возле Саши. — Все будет хорошо, деточка…

Сашу мутило от приторного голоса врачихи. Она поднялась. В эту минуту распахнулась дверь и в кабинет влетела Каштанова. Было видно, что она именно летела от самого входа в клинику, обметая пыль с фикусов полами своего французского плаща. Косынка на шее сбилась набок, пояс волочился следом за хозяйкой, держась на одной петле.

Саша рванула навстречу — интуитивно. Как ребенок, которому необходимо поплакать, а некому. И появление знакомого лица — спасение. Но сухой лихорадочный блеск в распахнутых глазах Эллы Юрьевны остановил ее. Что-то насторожило Сашу с ее обостренным донельзя восприятием. И она пролетела мимо Каштановой в холл для посетителей и дальше по коридору, набирая скорость и слыша за собой стук каблуков. Этот стук подхлестнул ее. Она торопилась и знала, что ее догоняют все — и Каштанова, и медсестра, и врачиха.

Саша набрала скорость, вылетела на улицу, пересекла площадь и побежала по тротуару, не оглядываясь. Шум города действовал на нее ободряюще. На углу она оглянулась. Ого! Как она ловко оторвалась от преследователей! Те стояли под светофором и, заметив что

она оглянулась, отчаянно замахали ей. Саша поймала такси.

— Чернореченская, 9! — бросила она, падая на заднее сиденье.

Добравшись до квартиры матери, она поняла, что короткое ликование, которое она испытала во время побега, куда-то исчезло. Да, она добилась своего — осталась одна. А дальше что? Она зашла в комнату и села в кресло. На полированных поверхностях — слой пыли. Потертый диван сиротливо взирал на нее. Саша живо представила в его объятиях умирающую Лику. Да, все в этой квартире пропитано болезнью! Само понятие «болезнь» теперь ассоциируется для Саши с этой неуютной квартирой. Саша порылась в шкафу, нашла пуховую шаль. Завернулась в нее и попыталась собраться с мыслями. Допустим, она действительно беременна. Илья бросил ее. Бабушка от нее отказалась. Представить себе, что этот ребенок родится? Да это просто невозможно! Ей только 17! Да она жить хочет, в конце концов! Нет, нет и нет! Да не станет она рожать — и все дела. Почему она сразу не подумала об аборте? Эта мысль несколько взбодрила ее. Саша начала отогреваться в своей шали. Ледяные руки потихоньку обретали прежнюю температуру. Когда в дверь постучали, Саша твердо решила: не откроет! Ей нужно побыть одной. И она не пошевелилась. Но стук повторился.

— Саша, открой. Это я, Элла.

Саша не двигалась. Какое-то недоброе чувство заметила она в себе.

Что-то вроде удовлетворения.

Она должна была признаться себе, что в глубине души довольна тем, что Каштанова разыскала ее, что волнуется. Хотя — кто она ей, Саша? Зачем она ей? Раз Каштанова так искренне привязана к ней, то наверняка поможет. Сделает так, как попросит Саша. Больше надеяться не на кого. «Досчитаю до тридцати, — подумала Саша. — Если не уйдет — открою».

— Саша, детка, открой, нам нужно поговорить!

Восемь.

— Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, поверь мне!

Десять.

— Мы вместе все обсудим, и ты увидишь — тебе станет легче.

Пятнадцать. Какое-то шевеление за дверью. Каштанова скребется как кошка. Кажется, и не думает уходить. Двадцать.

— Саша, я стану сидеть под дверью хоть весь день. Я не уйду. Я не оставлю тебя здесь одну.

Саша поднялась с кресла и на цыпочках двинулась по коридору. Не дойдя до двери, остановилась. Слышно, как Каштанова топчется под дверью. Шаги по площадке. Уходит? Тридцать.

Нет, не ушла. Шуршание плаща, щелканье замка сумочки. Саша еще немного послушала и повернула ключ. Каштанова бросилась к ней, схватила, прижала к себе. Саша осталась холодной, пустой. Она отметила, что не ощущает способности отвечать на столь пылкие выпады. Каштанова окинула взглядом Сашу, словно та могла измениться за то время, что они не виделись. Затем она оглядела квартиру.

— Какое мрачное место, — не сдержалась Элла. — Представляю, какие мысли тебя могут здесь посетить.

Саша молчала.

— Саша, поедем к нам. Поверь, я тебя не оставлю. Будет все, как ты захочешь, мы с Игорем поможем тебе!

— Мне нужно побыть одной.

— Мы не станем входить в твою комнату, пока ты сама нас об этом не попросишь.

Глаза Эллы Юрьевны горели. Вся она была наполнена властной решимостью в отличие от Саши. Она, по всему видно, знала, чего хочет. Саша — нет.

— Ты должна хорошо питаться. Да и вообще — не можешь ты оставаться здесь одна! Ты же ночью испугаешься!

Последний аргумент странным образом подействовал на Сашу. Элла заметила, что Саша прислушивается к ней. Действительно, страшновато тут ночью.