Пленница дождя
Шрифт:
— Я пока не могу ничего сказать, — начала Саша.
— Ради Бога! Мы тебя не торопим! Время есть…
— Чтобы принять решение, мне нужно побыть одной. В эту минуту в комнату вошел Каштанов. Элла даже не отреагировала на появление мужа. Она вся сосредоточилась на девушке.
— Саша, я не войду в твою комнату, пока ты не позовешь. Думаю, что и Игорь Львович — тоже.
Каштанов застыл посреди комнаты.
— Вы меня не поняли, — тихо, но твердо добавила Саша. — Я хочу вернуться домой и пожить там какое-то время. Пока не решу, что мне делать.
— Ты
— Да.
— Но ты же не можешь там жить! Это абсурд! Да там с ума можно сойти от одной только обстановки.
Саша уже шла к выходу, а поэтому не видела, как лицо Эллы Юрьевны покрылось пятнами. Она едва владела собой.
— Я не пущу тебя туда!
Саша взялась за ручку двери, предчувствуя, что сейчас ее просто-напросто схватят за руку. Но этого не произошло. Элла Юрьевна на что-то натолкнулась в своем порыве. Этим «что-то» был Игорь Львович.
— Элла, остановись, — только и услышала Саша, выходя в коридор.
— Ты сумасшедший! — громко зашептала Элла мужу в лицо. — Где гарантия, что она не натворит там что-нибудь?
— Элла, успокойся.
— Я не понимаю слова «успокойся» в данной ситуации! — клокотала Элла Юрьевна. — Ты видел, что там за квартира? Мы не можем ее отпустить!
Каштанову пришлось применить силу, чтобы остановить жену.
— И все-таки сейчас ты дашь ей уйти, — настаивал он. Саше было не интересно, о чем говорят в эту минуту супруги Каштановы. Ей было интересно, что она решила поступить по-своему и поступила. И думала сейчас только об этом, а все остальное она, как Скарлетт О'Хара, оставила на потом.
Горничная Каштановых помогла собрать ей вещи, шофер пришел за чемоданом. Она простилась с Игорем Львовичем. Элла сказалась больной и прощаться не вышла. Каштанов проводил ее до машины и сказал:
— Саша, помните, мы вам друзья. Наше предложение остается в силе, и вы всегда можете на нас рассчитывать.
— Я помню, — сказала Саша и села в машину. Дома она не стала распаковывать вещи — торопилась. Она сразу отправилась в Академию искусств и разыскала там Настю.
Настя стояла в очереди в студенческой столовой. На ее подносе одиноко торчал стакан компота, поверх которого красовался бледный пирожок. Девушка рассеянно озирала содержимое тарелок, выставленных на обзор. Ни салат из капусты, ни бледный гороховый суп, ни картофельное пюре не вызывали у нее энтузиазма. Саша издали определила, что подруга страдает отсутствием аппетита. Причина могла быть одна: дела сердечные.
Саша дождалась, когда Настя развернулась со своим подносом, и тогда помахала ей. Настя просияла. Первый блеск глаз при встрече — самый лучший индикатор. Его ни с чем не сравнишь. Разговаривая по телефону, можно сделать какой угодно радушный голос, даже если ты и не рад. В письме можно тоже написать что угодно. Но, увидев человека неожиданно, истинных чувств не спрячешь. Настя обрадовалась Саше искренне и бурно. Швырнув поднос на первый подвернувшийся столик, она повисла у Саши на шее, закружила ее, затормошила
— Давай уйдем, а? — предложила она. — Здесь так пахнет…
— Давай! — Настя захватила пирожок, а через минуту они уже сидели в пустой аудитории. И Настя в красках живописала свой разрыв с Вадимом. Теперь она была в состоянии рассказывать все это. И по мере того как она развивала повествование, Саша все явственнее понимала, что не сможет вот так же рассказывать, как Илья ушел от Каштановых, бросив ее там одну, как оказалось, беременную. И что теперь ей предлагают Каштановы. Ей стало тоскливо.
— А вчера Миша признался мне в любви, — наполнив глаза печалью, добавила Настя.
— Миша? И что ты собираешься делать? — поинтересовалась Саша. — Он тебе нравится?
— Мы стали друзьями. Понимаешь, Миша мне как.., как подружка. Нет, в самом деле, не смейся. Ты от меня отдалилась, Вадим бросил, а Миша стал для меня всем. Сопровождающим, телохранителем, подружкой… Я и не думала на него смотреть с такой стороны. Теперь мне придется уйти от них. Не могу же я ТЕПЕРЬ спать с ним в одной комнате, прикинь!
— Слушай, переезжай ко мне! — обрадовалась Саша. — Я теперь живу в маминой квартире, одна… Там немного неуютно, но вдвоем мы что-нибудь сообразим.
— Ты серьезно?
— Спрашиваешь! Давай за вещами и поехали!
— Да вон мои вещи стоят — не заметила?
Саша оглянулась. На маленькой учебной сцене из правых кулис торчал карман Настиной дорожной сумки.
— Хотела уже проситься на ночлег к кому-нибудь из однокурсников.
— Поехали!
Настя вытащила сумки на середину сцены.
— Придется поймать такси.
Девчонки переглянулись и, не сговариваясь, рассмеялись.
Дверь в аудиторию приоткрылась, и в нее заглянула квадратная голова Чемоданчика.
— Вот кто мне нужен! — воскликнула Настя. — Заходи! Поможешь сумки вниз отнести.
Чемоданчик повел себя странно. Он оглянулся, попятился назад и сказал кому-то, кто находился в коридоре: «Она здесь».
— Он всегда такой? — поинтересовалась Саша.
Она уже воспряла духом. Они прекрасно заживут с Настей! По крайней мере — не одна! У нее все будет хорошо!
Настя теперь не сводила глаз с двери. Словно Чемоданчик объявил о чьем-то приходе. Дверь действительно распахнулась, и в аудиторию вошли… Настины родители.
Первой предстала мама. На ней был надет все тот же синий плащ, который давно пора заменить на новый, поскольку карманы откровенно лоснятся, а воротник перелицован и отличается по цвету. Там, дома, Настя и внимания не обращала на этот плащ. Здесь же он больно резанул по глазам. Сзади стоял отец. Свою куртку он держал в руках, его тщательно отутюженный темно-коричневый костюм должен был придать ему значительности, но не придавал. Отец нервничал, с опасливым недоверием косясь на стены и потолок странной аудитории. Он явно чувствовал себя здесь крайне неуютно.