Пленница
Шрифт:
Единственным человеком, который радостно ожидал перемен, была Фелисити. «Нет худа без добра», — как любил повторять мистер Долланд.
Но я всей душой ненавидела предстоящие перемены.
Эти недели пролетели слишком быстро. Каждое утро, просыпаясь, я чувствовала, что от тревоги у меня сосет под ложечкой. Будущее надвигалось на меня угрожающей бесформенной громадой. Моя жизнь слишком долго была спокойной и безмятежной.
Нянюшка Поллок тоже загрустила.
— Так всегда бывает, — сокрушалась она. — Птенцы вырастают. Ты заботишься о них, как о своих собственных детях, но
— Ах, нянюшка, я тебя никогда не забуду.
— И я тебя не забуду, милая. Я всегда любила своих питомцев, но эти люди наверху вели себя так, что с тобой я сроднилась сильнее, чем с другими… Ты меня понимаешь?
— Понимаю, нянюшка.
— Не то чтобы они были злыми или жестокими, просто рассеянными. Важнее всего на свете для них все эти странные письмена и все эти короли и королевы, столько лет лежащие в своих гробах. Это все неестественно и неправильно, и я так всегда говорила. Маленькие детки намного важнее всех этих мертвых королев и королей со всеми их закорючками, доказывающими только то, что они и писать толком не умели.
Я рассмеялась, и она обрадовалась тому, что я повеселела.
Она тоже приободрилась.
— У меня все будет хорошо, успокоила она меня. — В Сомерсете живет моя двоюродная сестра. Она разводит кур, а я всегда любила скушать на завтрак свежее куриное яйцо, снесенное этим же утром. Может, я у нее поселюсь. Мне не хочется брать еще одного ребеночка… но кто знает. Как бы то ни было, беспокоиться нечего. Твоя матушка говорит, что я могу жить здесь столько, сколько мне нужно, так что время у меня есть.
Наконец Фелисити выдали замуж из оксфордского дома профессора Уиллса. Мы с родителями ездили к ней на свадьбу. Мы выпили за здоровье молодоженов, а потом Фелисити переоделась в костюм клубничного цвета, который я уже видела раньше и даже помогала выбирать. Она с мужем собиралась в свадебное путешествие. Она лучилась счастьем, а я говорила себе, что должна радоваться за нее вместо того, чтобы жалеть себя.
Когда я вернулась в Лондон, мои друзья на кухне набросились на меня с расспросами.
— Я уверена, что в подвенечном платье она выглядела очаровательно, — заявила миссис Харлоу. — Надеюсь, она будет счастлива. Она это заслужила. Благослови ее Господь. С этими профессорами ни в чем нельзя быть уверенным, они такие странные.
— Вы говорили, что и гувернантки странные, — напомнила я ей.
— Ну, я так думаю, что она была ненастоящей гувернанткой. Таких гувернанток не бывает.
Мистер Долланд предложил выпить за счастье и здоровье молодых, что мы и сделали.
Разговор принял унылый оборот. Нянюшка Поллок уже почти решила ехать к кузине в Сомерсет. Она выпила немного лишнего и прослезилась.
— Гувернантки… нянюшки… такая уж у нас судьба. Сами виноваты. Нечего привязываться к чужим детям.
— Но мы же не расстаемся навсегда, нянюшка, — утешала я ее.
— И правда. Ты же будешь ко мне приезжать, верно?
— Конечно.
— Но все равно это будет уже не то. Ты будешь взрослой юной леди. Все эти школы, они что-то там такое делают с детьми.
— Их там учат.
— Это будет не то, — упорствовала нянюшка Поллок, скорбно тряся головой.
— Я понимаю нашу нянюшку, — произнес мистер Долланд. — Фелисити уехала, и это только начало. Вот так перемены и
— Да, да, — поддержала его миссис Харлоу, — жизнь может измениться в один миг, иногда не успеваешь и глазом моргнуть.
— Что ж, жизнь никогда не стоит на месте, — философски подытожил мистер Долланд.
— Я не хочу никаких перемен, — воскликнула я. — Я хочу, чтобы наша жизнь шла как прежде. Я не хотела, чтобы Фелисити выходила замуж. Я хотела, чтобы она всегда жила с нами.
Мистер Долланд откашлялся и торжественно продекламировал:
Строку к строке перо кладет, И вспять его не повернет Ни ум, ни вера. И слеза Твоя ни слова не сотрет. [5]5
«Рубайат» Омара Хайяма. (Пер. Д. Чурсинова).
С этим он откинулся на спинку стула и сложил на груди руки. В кухне воцарилась тишина. С присущим ему драматизмом он указал нам на то, что жизнь есть жизнь, и нам не остается ничего, кроме как принять то, что мы не в состоянии изменить.
Шторм
Спустя некоторое время я уехала в школу. Поначалу я чувствовала себя глубоко несчастной, но очень быстро привыкла к новой жизни. Я обнаружила, что мне нравится многолюдье. Меня всегда интересовали другие люди, я быстро обзавелась новыми друзьями и активно включилась в школьную жизнь.
Фелисити очень неплохо со мной поработала, и хотя я не блистала особыми талантами, учиться мне было легко. Такие, как я, в школе составляли большинство, и это было даже к лучшему, потому что позволяло затеряться в толпе и вести беззаботную жизнь средней ученицы. У меня появились друзья, зато не было завистников.
Дни летели быстро. Школьные радости, драмы и достижения стали моей повседневной жизнью, хотя я часто с грустью вспоминала нашу дружную компанию на кухне и в особенности выступления мистера Долланда. У нас был драматический кружок, и мы ставили пьесы, выступая перед всей школой. Я играла Бассанио в «Венецианском купце», и все считали, что роль мне удалась, а я знала, что обязана этим мистеру Долланду, тому, чему я успела у него научиться.
На каникулы я возвращалась домой. Нянюшка Поллок все же решилась на переезд в Сомерсет, и я провела целую неделю с ней и ее кузиной. Она быстро приспособилась к сельской жизни, а приблизительно через год после ее отъезда из Блумсбери смерть дальней родственницы наполнила ее жизнь новым смыслом.
Умершая, молодая женщина, оставила после себя двухлетнего ребенка, поставив семью перед неразрешимой проблемой. Никто не хотел взять на себя заботу об осиротевшей малышке. Нянюшка Поллок решила, что этот ребенок послан ей свыше. Наконец-то у нее был ребенок, о котором она могла заботиться и на которого больше никто не претендовал. Она могла окружать девчушку любовью в полной уверенности, что ее у нее не отнимут, как отнимали всех предыдущих питомцев.