Пленница
Шрифт:
— Всего-навсего о том, как тебя разыскать, когда у меня все наладится? Если это, конечно, возможно.
— Для тебя да, — совершенно серьезно отвечает Олег. — Запоминай номер. — Он медленно и отчетливо диктует семь цифр. — Это московский сотовый. На нем мой диспетчер. Назови себя и сообщи, куда тебе перезвонить. И после этого не отключай телефон.
— Трахались, что ли? — климаксует Диана, когда мы с довольными вывесками объявляемся в дежурке. — И это-то ваши десять минут!
Она права: мы пропадали почти полчаса.
— Прости, Дина-Ди, —
Он берет брошенный прямо на загаженный стол «Сикемп», тщательно протирает его полой рубашки и протягивает пистолет мне.
— Держи, малышка. И, когда будешь его отдавать, тоже не забудь убрать с него свои пальчики. — Олег опять крепко обнимает меня, с той лишь несущественной разницей, что на этот раз кладет ладони мне не на талию, а на ягодицы. — До свидания, Лариса. До встречи. — И, прижавшись губами к моему уху, заговорщицки добавляет: — Маленькая засранка. Я ведь как знал, что от этого ты не удержишься. Только смотри, не наживи себе этой аферой больших геморроев. Впрочем, кто не рискует, тот не выигрывает. А если станет туго, звони. — Он резко отстраняет меня от себя. — Всё, девочки. Спасибо за веселую вечеринку. Калитка открыта.
Больше он не произносит ни слова. Просто стоит на крыльце с четырьмя колоннами и смотрит нам вслед, пока мы не выходим за калитку на улицу.
Но нам уже не до него. Совершенно не до него! Потому что неумолимо приближается момент, когда нас должны встретить. У меня остается совсем децл времени, а мне еще многое надо успеть сказать Дине-Ди чрезвычайно важное!!! Иначе все может сложиться для нас очень дерьмово.
Особенно для Дианы!!!
Стараясь не скрипнуть ступенькой, она поднялась из подвала по деревянной лестнице с вычурными балясинами и обвела настороженным взглядом темную прихожую. Замерла, прислушиваясь. В доме стояла гробовая тишина.
«А что, если все разговоры об охранниках блеф? Никаких охранников в этом доме и отродясь не бывало? Или они все распущены на рождественские каникулы? Было бы здорово. Тогда бы уже можно было считать, что я на свободе. Но только всегда следует надеяться на лучшее, а предполагать худшее — то, что здесь полным-полно и собак, и ловушек, и головорезов-секьюрити. Сидят в какой-нибудь комнате, заставленной мониторами. И стоит только мне направиться к двери, как дюжий охранник, зафиксировав подозрительное движение на экране, насторожится, снимет с предохранителя пистолет, свистнет огромной немецкой овчарке и отправится мне на перехват. И чего, дура такая, раньше, когда выходила гулять, не позаботилась о том, чтобы пошарить взглядом — а есть ли здесь эти камеры слежения?
Тамара наконец набралась решимости и крадущейся поступью стремительно пересекла прихожую. Входная дверь оказалась заперта изнутри не на ключ, а на обычную щеколду, которая не издала ни единого звука, когда девушка отодвигала ее в сторону.
«Такое впечатление, будто здесь все специально
Планируя побег, она размышляла только о том, как вырубить Монучара и по возможности незаметно преодолеть путь от подвала до ограды, как перебраться через эту ограду. Но ни разу Тамаре и в голову не пришло, что на улице январь и, вполне возможно, трескучий мороз.
Мороз и был. Как по заказу! Градусов под тридцать. Чтобы это почувствовать, не потребовалось долго стоять на крыльце, хватило нескольких секунд. Ее, одетую в легкий спортивный костюмчик и летние кроссовки, насквозь пробрал ледяной холод.
«О, дьявол! — поежилась Тамара. — Да пока я достигну ограды и переберусь через нее, уже успею заработать пневмонию. А ведь я даже не представляю, где находится этот дом. Если в городской черте — тогда хотя бы остается надежда добраться живой до какого-нибудь тепленького местечка или остановить машину. А если за оградой с одной стороны дремучий лес, а с другой — бескрайние заснеженные поля? Так что, в этих полях и подыхать от гипотермии? Ну уж нет! — Тамара вернулась в дом, прикрыла за собой дверь, аккуратно задвинула щеколду. — Хочешь, не хочешь, а придется одеться. Было бы только во что!»
Возвращаться в свою комнату не имело смысла — всё равно там нет ни одной теплой вещицы. О ее гардеробе на зиму проклятый грузин так и не позаботился.
Ничего не оставалось, как подняться на второй этаж и пытаться найти там какие-нибудь хозяйские шмотки. Как ни странно, но в прихожей не было ни привычной вешалки, ни шкафа для верхней одежды. Скорее всего, Монучар и его гости раздевались в какой-нибудь комнате наверху. Вот только, где эта комната и существует ли она вообще, Тамара не знала.
Она осторожно поднялась на второй этаж, отметила, что здесь не так темно, как в прихожей — оставлены включенными несколько тусклых бра, — пересекла знакомую летнюю гостиную, скользнула в приоткрытую дверь и оказалась в той части дома, где за два с половиной года ей побывать так и не довелось.
Широкий коридор, уютно обставленный мягкой мебелью, напоминал еще одну гостиную — только без окон, зато с несколькими застекленными дверями. Тамара решительно дернула на себя первую из них. Дверь оказалась заперта. Вторая — тоже.
«Проклятье! Неужели придется возвращаться в подвал за ключами?!! И почему не забрала их у Монучара сразу?!!»
Но третья дверь легко подалась, и Тамара шагнула в темную комнату.
«Не видно ни зги! Ничего не поделаешь, придется, включать свет». Она провела ладонью по стене слева от двери, нащупала большую кнопку выключателя и провозилась с ним кучу времени, пока не сообразила, что эту «кнопку» надо вовсе не нажимать, а крутить и этим регулировать яркость незатейливой люстры с тремя круглыми матовыми плафонами.