Пленница
Шрифт:
Но красавчик не спешит прийти мне на помощь. Сидит, развалясь, на переднем ряду сидений, установленных спинкой к водителю, и с надменной улыбочкой разглядывает меня.
Обладатель спортивной фигуры, густых светлых волос и вечно прищуренных голубых глаз. Правильные черты лица, высокие скулы, волевой подбородок — этакий образчик мальчика-фотомодели. Самый махровый и самовлюбленный плейбой из всех плейбоев планеты. Недалекий настолько, что на чемпионате по узости кругозора обыграет даже гималайского йети.
Казалось бы, с такими
Одним словом, это одна из тех истекающих ядом гадин, от которых лучше держаться подальше.
— Поздравляю, красавица — Он сразу протягивает руку за зипом и пистолетом. Ему неймется! Нет, чтобы сперва помочь мне справиться с дверцей! — Как жизнь, дорогая? Как дух свободы?
— Твоими стараниями, дорогой, — язвительно ухмыляюсь я. — Всё только твоими стараниями: что тюрьма, что свобода.
У негодяя не сползает с тонких губ змеиная улыбочка. Покрутив в ухоженных пальчиках дискету, он аккуратно засовывает ее в барсетку, а «Сикемп» протягивает мордовороту за рулем.
— Забава, возьми. И поехали
Мне, наконец, удается справиться с дверцей, и я тут же, пристроившись на уголке ближайшего кресла, переключаю внимание на второго пассажира — вернее, пассажирку — микроавтобуса. В том, что сюда явится и она — а точнее, ее привезут, — я тоже не сомневалась
— Здравствуй, крестница
Еще одна старая знакомая, вдруг воскресшая из моей прошлой жизни. Хотя, какая знакомая? То, что мы с ней когда-то провели больше суток в одной хате в «пятерке», знакомством назвать нельзя. Ведь за все это время не обмолвились ни единым словечком. И всё равно, как плотно переплелись наши судьбы больше четырех лет назад!
Я изучаю придирчивым взглядом эту девицу. И при этом совершенно точно знаю, зачем ее сюда привезли…
«Мне еще предстоит разобраться с твоей подменой», — именно так сказал Олег.
Плохая подмена
Осунувшаяся женщина, которая с отрешенным видом сидит в двух шагах от меня, выглядит, минимум, лет на двадцать семь — тридцать. Впавшие глаза, землистый цвет кожи, бесцветные потрескавшиеся губы, острые скулы. И взгляд! Страшный немигающий взгляд, какой бывает лишь у покойников и коматоз! Единственное, чем эта мумия напоминает меня — это длинные черные волосы. А ведь когда-то мы были похожи, как сестры-близняшки!
Такое впечатление, что она даже не замечает меня.
Я осторожно касаюсь ее колена. Реакции ноль! Эта восковая кукла даже не вздрогнула, даже не моргнула!
…«Транзит» не спеша катит по темной пустынной дороге. Забава левой рукой контролирует руль,
— Да, встретили… — гудит он в трубку. — Да, всё нормалек… Сейчас переоденутся… Встречай через четверть часа…
— Она что, обторчалась? — подает голос с соседнего кресла Диана, которая, как и я, с интересом наблюдает за «мумией». — Чего с ней такое?
В ответ плейбой слегка покачивает головой.
— Нет, Диана, не то, что ты думаешь. Она не торчит уже больше года. Больше года она вообще не человек. Не разговаривает, не реагирует ни на что, даже не испытывает кумаров. Кукла, у которой остался только один животный инстинкт, — потребность в еде. При этом ей всё равно, чем ее кормят. Вкуса она тоже не ощущает.
— Она свихнулась?
— Нет, хуже. Она превратилась в амебу.
— Почему?
— Наркотики, Дина. Все эта проклятая беленькая отрава.
Мне становится не по себе. Я знала о том, что еще год назад у этой девицы от наркоты напрочь снесло крышу, и ожидала увидеть ее в плачевном состоянии, но чтобы в таком!!! Уж насколько я непробиваема для ненужных эмоций, но сейчас, если честно, при виде этой зомби у меня сжимается сердце.
— Интересно, — недоверчиво говорю я. — Первый раз слышу, чтобы наркоши кончали именно так. Подыхают от передоза, от СПИДа, от гепатита «С». Но чтобы абсолютно лишались рассудка?
— Вот теперь, дорогая, у тебя есть возможность не только услышать, что бывает и так, но даже увидеть.
— Она что, сегодня должна умереть?
— Да. Сейчас ты переоденешь ее в свои вещи. На заднем сиденье в сумке найдешь для себя шмотье на замену. Потом отвезем ее к финишу.
— Хм… — я поднимаюсь с сиденья, перебираюсь назад и обнаруживаю там спортивную сумку с одеждой. — Ты что, в натуре, надеешься, что мусора, найдя ее труп, решат, что это я? Да ведь это чучело выглядит на десять лет старше меня!
— Все покойники выглядят не так, как живые. К тому же мы позаботимся, чтобы легавые не очень сомневались, что нашли труп Богдановой Ларисы Васильевны… Переодевайся же, Герда! Впрочем, считай, что ты больше уже не Герда. И не Лариса.
— И как меня теперь звать? — спрашиваю я, с удовольствием стягивая с израненных ступней «мыльницы» и зубами срывая этикетку с новеньких белых носочков.
— Энглер Виктория Карловна.
— Ка-а-ак?!! — Я аж замираю. С носками в руке, с удивленно вытаращенными глазами. — Ка-а-ак?!! Повтори!
— Энглер Виктория Карловна.
«Ну, виражи!!!» — Я не удерживаюсь от того, чтобы не хихикнуть:
— Бюргерша, что ли?
— Наполовину, — кивает мой собеседник и, сунув в рот сигарету, звонко щелкает дорогой зажигалкой. — Отец из поволжских немцев. Мать украинка. Ты гражданка России. Позже я тебе объясню подробнее, кто ты теперь и какую роль тебе предстоит играть А сейчас нам надо поскорей отвезти на бойню это животное… Да раздевайся же, Вика! У нас мало времени.