Пленник дуба
Шрифт:
— Оставь пока этот разговор. Здесь чересчур много глаз и ушей. Ты уже посеял семена сомнений и раздумий. Теперь попробуй поговорить с другими рыцарями. Неужто ты думаешь, что никто, кроме тебя, не замечает… этого? — Ниниана едва заметно шевельнула локтем. Моргауза, взглянув в том направлении, увидела, что Гвенвифар и Ланселет положили на колени доску для какой-то игры и теперь склонились над нею; головы их почти соприкасались.
— Я думаю, здесь многие считают, что это задевает честь Камелота, — задумчиво произнесла Ниниана. — Тебе нужно лишь найти кого-нибудь менее…
Но Гвидион гневно смотрел на Гарета.
— Ланселет! — пробормотал он себе под нос. — Вечно этот Ланселет!
И Моргауза, переведя взгляд с Гвидиона на своего младшего сына, вспомнила мальчишку, игравшего с ярко раскрашенным деревянным рыцарем и называвшего этого рыцаря Ланселетом.
А потом ей вспомнилось, как маленький Гвидион повсюду ходил за Гаретом, словно щенок за хозяином. «Гарет — его Ланселет, — подумала Моргауза. — Чем же все это закончится?» И на миг Моргану охватили дурные предчувствия, но их тут же заглушило злорадство. «Самое время заставить Ланселета ответить за все, что он натворил!» — подумала она.
Ниниана стояла на крепостной стене и смотрела вниз, на туманы, окружающие Камелот. Сзади послышались шаги, и Ниниана, не оборачиваясь, спросила:
— Гвидион, ты?
— Кто ж еще?
Он обнял Ниниану и прижал к себе, и женщина повернула голову, чтоб поцеловать его. Но Гвидион, не отпуская ее, спросил:
— Артур тоже целует тебя так?
Ниниана высвободилась из объятий Гвидиона и встала с ним лицом к лицу.
— Ты что, вздумал ревновать меня к королю? Ты же сам попросил меня войти к нему в доверие.
— Артур и без того владеет многим из того, что по праву принадлежит мне…
— Артур — христианин, и мне больше нечего к этому добавить, — отозвалась Ниниана, — а ты — мой возлюбленный. Но я — Ниниана Авалонская, и я ни перед кем не собираюсь отчитываться в своих делах — да, это мое дело, а не твое. Я — не римлянка, чтоб позволять мужчине указывать мне, как мне распоряжаться дарами Богини. А если тебе это не по нраву, Гвидион, я вернусь на Авалон.
Гвидион ухмыльнулся; Ниниана терпеть не могла этой его циничной улыбки.
— Если найдешь дорогу, — сказал он. — А ты можешь обнаружить, что теперь это стало не так-то просто.
Но затем циничное выражение исчезло с его лица. Он бережно взял Ниниану за руку и произнес:
— Меня не волнует, что будет делать Артур в отпущенное ему время. Он имеет право на счастливые минуты — нечасто они ему выпадали.
Гвидион взглянул вниз, на безбрежное море тумана, окружающее Камелот.
— Когда туман развеется, отсюда, наверное, можно будет увидеть Авалон и Драконий остров. Он вздохнул и добавил:
— Знаешь, некоторые саксы стали переселяться в эти края. Они охотятся на оленей на Драконьем острове, хоть Артур и запретил это делать.
Лицо Нинианы посуровело.
— Это следует прекратить, и немедля! Драконий остров — священное место, а олени…
— А олени принадлежат маленькому народцу. Но Эдвин Сакс перебил их, — сказал Гвидион. — Он заявил Артуру, что они стреляли в его людей
— И Артур начнет войну ради маленького народца? — удивилась Ниниана. — Я думала, он отрекся от Авалона.
— От Авалона — может быть, но не от мирных жителей этого острова.
Гвидион умолк, и Ниниана поняла, что ему вспомнился тот день на Драконьем острове. Гвидион провел рукой по татуированному запястью, потом опустил рукава саксонской туники пониже.
— Я вот думаю: уж не должен ли я все-таки схватиться с Королем-Оленем, вооружившись одним лишь кремневым ножом?
— Я ни капли не сомневаюсь, что ты непременно победил бы, если б тебе бросили вызов, — сказала Ниниана. — Вопрос в другом — способен ли на это Артур? Если нет…
Она не договорила, и невысказанная мысль повисла в воздухе. Гвидион хмуро произнес, глядя на смыкающийся со всех сторон туман:
— Боюсь, тут все не так просто. Здесь повсюду туман — такой густой, что посланцы саксонских королей зачастую не могут найти дорогу сюда… Ниниана! Неужто Камелот тоже уходит в туманы?
Ниниана хотела было пошутить, отвлечь Гвидиона от мрачных мыслей, сказать что-нибудь успокаивающее, но потом передумала.
— Не знаю. Драконий остров осквернен; его жители умирают или уже мертвы; священное стадо стало добычей саксов-охотников. Норманны грабят побережье. Не настанет ли день, когда они одолеют Камелот, как некогда готы одолели Рим?
— Если бы я узнал об этом вовремя, — произнес Гвидион со сдавленной яростью и стукнул кулаком по ладони, — если бы саксы прислали весть Артуру, он мог бы отправить меня — или еще кого-нибудь — на защиту Священного острова, где он стал Королем-Оленем и заключил Великий Брак с этой землей! А теперь храм Богини разрушен — а ведь Артуру следовало защищать его даже ценой жизни! — и значит, он лишился права царствовать!
Гвидион не добавил: «И я тоже», — но Ниниана поняла, что это его и терзает.
— Ты же не знал, что над Драконьим островом нависла опасность, — сказала она.
— И в этом я тоже виню Артура, — отозвался Гвидион. — В том, что саксы позволяют себе творить подобное, даже не испросив дозволения у Артура, — теперь ты видишь, как мало они считаются с его титулом Верховного короля? А все почему? Говорю тебе, Ниниана, — они не станут считаться с королем-рогоносцем, который не способен держать в узде своих женщин…
— Ты же вырос на Авалоне, — гневно одернула его Ниниана, — так неужто ты станешь судить Артура, оглядываясь на обычаи саксов, — а ведь они даже хуже римлян! Неужто ты допустишь, чтоб падение или возвышение королевства зависело от чьих-то представлений о том, как мужчине надлежит управляться со своими женщинами? Не забывай, Гвидион, — тебе суждено стать королем потому, что в твоих жилах течет королевская кровь Авалона, и потому, что ты — дитя Богини…