Пленник гибнущего мира
Шрифт:
– Это ты с непривычки, – сказал он. – Выглядят столярские детишки, конечно, жутко, но они не опасные, не бойся.
«При чем тут опасные – не опасные?!» – крикнул про себя Духов, глядя на попрошайку, который следовал за девочкой.
Подросток лет четырнадцати передвигался при помощи рук, поскольку короткие и слабые ноги не могли выдержать его вес – они волочились за хозяином, словно лишенные костей. Спину уродовал горб. Губ не было, и казалось, что подросток все время скалится. Из выпуклого лба
Хотелось отвернуться и зажмуриться, но Андрей понимал, что это бессмысленно – кошмар надежно впечатался в память. Вслед за дурнотой и испугом пришло непонимание. Зачем? Зачем Фрон по прозвищу Столяр делает детей такими?
Духов все смотрел, как мальчик с шестеренкой во лбу ползет мимо прилавков, и поймал себя на том, что не чувствует к нему жалости. Он просто хотел, чтобы искалеченного попрошайки не было. Никогда. И остальных трех… существ – тоже. Даже в мыслях Андрей не смог назвать их детьми.
– Эй! – Румус осторожно толкнул его. – Ну, ты чего застыл?
– Ничего, – тихо ответил Андрей.
– Надо же, какой впечатлительный! – парень фыркнул и мотнул головой. Потом, поразмыслив пару секунд, наклонился и прошептал заговорщическим тоном: – Хотя я, по правде, когда попрошаек в первый раз увидел, чуть не заорал. А кто-то, говорят, даже обделывался. Но это поначалу. Потом привыкаешь – и начинаешь их жалеть.
– Жалеть? – переспросил Духов. Он вновь прислушался к себе. Нет, жалости не было. А испуг уходил, уступая место дурноте.
– Конечно, жалеть. А для чего, по-твоему, Столяр над ними работает? Для чего о-пе-ра-ции, – последнее слово далось Румусу с трудом, – проводит? Чтобы попрошаек жалели. Вот представь: бегали бы они тут обычными детьми… И что? Путались бы под ногами, раздражали бы всех. А кто-то их вообще бы не замечал. Тогда какой от них толк? Милостыни бы почти не приносили. А так – совсем другое дело. Столяр, как он сам выражается, «товарный вид» попрошайкам придает. Для него это уже искусство!
Андрей прищурился, посмотрел на Румуса. Качнул головой, но промолчал.
– И от попрошаек доходы неплохие, – продолжал тот. – Конечно, жратву в основном подают. Но случается, что и облигацией кто-нибудь с внутренних витков, побогаче, одарит. Так что живут Столяр и его детишки далеко не бедно. Во всяком случае, брюхо набить всегда есть чем.
Горбатый подросток ползал под ногами покупателей. Остановился возле невысокой пожилой женщины с большой черной родинкой на щеке, протянул корзинку, висящую на шее, замычал. Та покачала головой, глядя на калеку, вытащила из сумки маленький серый колобок. Попрошайка заухал – как показалось Андрею, радостно, – сцапал колобок. Положил в корзину и пополз дальше. Темные, глубоко посаженные глаза нацелились на Духова.
– Пойдем, – выдавил тот, чувствуя,
– Как скажешь, – Румус пожал плечами и свернул в проход возле прилавка с посудой. На ватных ногах Андрей двинулся следом.
Прошли немного в неплотном людском потоке. Духов понемногу приходил в себя.
«Главное, – думал он, – снова на попрошаек не наткнуться».
Андрей вдруг понял, что жалеет о походе на торгашеский виток. Уж лучше бы он сейчас топтался в синем тумане и стесывал шкуру с отвратительных побегов Ползучего Бора…
Мысль оборвалась, когда взгляд остановился на маленькой фигурке с длинными черными волосами. Девочка стояла спиной, но Андрей не сомневался: это Шэрон. Сердце радостно екнуло, и он двинулся к ней.
– Эгей! – удивленно воскликнул Румус. – Куда так полетел?
Духов пропустил окрик мимо ушей. Он подошел к девочке, осторожно тронул за плечо.
– Шэрон, – тихо позвал он. – Привет.
Та обернулась, и Андрей улыбнулся, увидев круглое лицо с огромными синими глазами. Да, это Шэрон.
Пару раз удивленно моргнув, она узнала Духова и тоже улыбнулась.
– Здравствуй, – тихо ответила девочка.
«Как хорошо, что она жива и здорова», – подумал Андрей.
И внезапно почувствовал, как все внутри сдавило от сострадания и вины. Захотелось обнять ее, сказать, как ему жаль, что она потеряла маму и папу, попросить прощения за то, что не смог помешать чудовищам… Но Духов сдержался – слова не вернули бы девочке родителей, только напомнили бы о недавно пережитом горе.
– Как ты? – спросил он, усаживаясь перед Шэрон на корточки. – Как живется в келье у дяди? Ты с ним сейчас?
Девочка помрачнела, опустила глаза. Только тут Андрей заметил, что на шее у нее висит маленькая корзинка. Как было у всех попрошаек.
Недоуменно подняв брови, Духов уставился на лежавшие в корзинке пять явно переспелых фиолетовых ягод и пучок зелени.
– Эй! – Румус подошел, остановился рядом. – Знакомая твоя, что ли?
– Соседка, – тихо ответил Андрей, не сводя глаз с корзинки.
«Это еще ничего не значит, – наконец подумал он. – Может, это ей дядя надел, чтобы покупки несла».
Шэрон, тоже глядя в корзинку, прерывисто втянула носом. Что-то с ней было не так.
– Скажи, пожалуйста, – осторожно начал Андрей, дотронувшись до корзинки, – а зачем тебе это? Дядя дал?
Девочка молча мотнула головой.
– Нет, брат, – вмешался Румус. – Такие висюлины только попрошайкам выдают. Так что ты, видать, ошибся. Никакая это не твоя соседка…
– Да погоди ты! – раздраженно оборвал Духов. Наклонившись, он заглянул Шэрон в глаза. – Что-то случилось? Ответь, может, я помочь смогу.