Пленник золотой любви
Шрифт:
По человеческим меркам решение директора мясокомбината составить завещание в пользу Саркисова считалось закономерным. Филипп и Джаник были давними приятелями и вместе проворачивали финансовые авантюры. Вот только по неписаным правилам волшебного мирка Филипп обязан был соблюсти отцовский завет и оформить наследство на сына.
Я беспокоился о том, чтобы богатство Филиппа досталось его сыну, не потому, что пообещал Лаврентию заботиться о его семье. Перспектива остаться без еды была мощным стимулом для защиты прав незнакомца. Трусливый разбойник Джаник не захочет враждовать с вампиром, но вдруг однажды он
Я проник в охраняемую часть города, загроможденную роскошными дворцами. На картах местности она обозначалась как элитный микрорайон “Крутой берег”, а волочаровские обыватели прозвали ее “Долиной нищих”.
Кустами я подобрался к усадьбе Лаврентия. Напротив калитки стоял белый внедорожник “Лексус”. Его ксеноновые фары освещали половину улицы.
Сатибо кого-то ждал. Он беспокойно гладил светло-коричневый руль, слушая бодрые американские ритмы, и смотрел на блестящий асфальт дороги. Недавний дождь будто не коснулся его чистейшей машины. Только на подкрылках и на краях литых узорчатых дисков виднелась засохшая грязь.
Жемчужно-белый “Лексус” был визитной карточкой Сатибо, подчеркивал его элегантность и респектабельность, помогал кружить девушкам головы. Удивительно, что самурая не радовало внимание поклонниц. На большинство людей он смотрел, как говорится, волком, но в общении демонстрировал хорошее воспитание и не был уличен в публичной грубости.
Забота Сатибо о лоске белого “Лексуса” казалась мне маниакальной. Едва различимая царапинка на эмали или пятнышко в салоне приводили его в ужас. А уж если на капот запрыгнет кошка или капнет птичка… О, это была трагедия похлеще древнегреческого эпоса.
Скоро калитка выплюнула на дорогу тоненькую фигурку Юми, распутной сестры Сатибо. Она коллекционировала богатых мужчин с жадностью нищей авантюристки, несмотря на то, что о бедности имела весьма смутное представление. Назвавшись для саморекламы гейшей, Юми извратила японскую традицию. Она танцевала голышом в ночном клубе Джаника Саркисова и там же проводила чайные церемонии, выбирая очередного спонсора из числа пожилых семьянинов. Юнцы и холостяки ее не интересовали.
Спонсоры Юми делились на три категории. Одни мужчины понимали, что тайные встречи – не что иное, как деловое сотрудничество, за которое надо щедро платить. Другие наивно считали, что заслужили ее внимание благодаря личным качествам, не связанным с их материальным положением и карьерой. Третьи интуитивно подозревали, что загадочной красотке что-то нужно от них, только не понимали, что именно они могут ей предложить.
Хуже всего приходилось тем мужчинам, которые влюблялись в Юми. Стоило спонсору проговориться о любви или начать преследовать “гейшу”, уверяя, что он готов бросить семью, та с поразительной жестокостью отлучала его от поклонения себе. Обычно ей было достаточно пары-тройки болевых приемов и угрозы привести в негодность орудие измены.
Сердцевидные губы, раскосые округлые глаза, высокие тонкие брови и черные капли ноздрей короткого носа Юми казались нарисованными на ее светлом лице. Изредка по ее щекам разливался легкий розовый румянец.
Своего звериного обличья обольстительная красавица стеснялась. Нечасто я видел ее пробегавшей по лугу лисичкой, снежно-белой с темно-серыми полосками вдоль хребта и на щеках.
Сатибо открыл перед сестрой дверцу машины, взял у нее фиолетовый зонт с тростниковой ручкой и убрал его в пакет.
– Сколько ему осталось? – спросил он с презрением нерадивого слуги к надоевшему хозяину.
– Немного, – Юми прыгнула в кресло. – Не больше дня. Тает как спичка. Сэнсэй весь светится от счастья. Он меня закопал своими небесными планами. Слышать не могу о Тибетском монастыре.
– У нас тоже есть мечты. Почему бы нам не уважать чужие? Мне приснилось, что Майкл, штатовский родственник Сэнсэя, протолкнул меня в Вашингтонский археологический университет. Там я получил вторую вышку и отправился с экспедицией в леса Амазонии на поиски индейского золотого города.
– Э-э. Куда тебя занесло. Тоже мне, Индиана Джонс, – Юми вынула жевательную резинку изо рта. – Ты не забыл, что в Южной Америке есть вампиры? Не только милые летучие мышки, но и большие злые кусаки, которых мы не любим.
Она засмеялась.
– Это не проблема, – хмуро возразил Сатибо. – А ты сама куда планируешь устроиться?
– В Голливуд, – механически выпалила Юми – Хочу сниматься в кино. Представь афишку: Юми Яматори – Брюс Ли реинкарнировался в женщину.
– У Майкла нет знакомых в Калифорнии.
– А у меня – будут. Думаешь, я не найду режиссера, который захочет снимать меня в кино и снимать с меня одежду?
Сатибо молча отвернулся.
– Ты заказала билеты? – поборов недовольство образом жизни сестры, он заставил себя посмотреть на нее.
– На среду, – Юми пощелкала красными ногтями. – Надо валить отсюда как можно быстрее.
– Я не могу уехать раньше, чем на следующей неделе.
– Послушай меня хоть раз, братишка. Если мы в среду отсюда не свалим, мы никогда отсюда не свалим. Перебои волшебного излучения прекратятся. Нас аномальная зона не выпустит.
– Я не уеду из Волочаровска, пока не завершу все дела. Нельзя бросать маму в такое сложное время. Я тебя не понимаю, Юми. Разве для тебя ничего не значит честь нашей семьи?
– Нет, Сатибо. Ничего. Для меня имеет значение благополучие нашей семьи. Абстрактных понятий чести и совести я не признаю. Мама сама захотела остаться. Никто ее не бросал.
– Сначала я должен убить вампира и найти его клад, – Сатибо сжал пальцы на руле. – Штаты подождут.
“Вот почему он ко мне прицепился, – попятившись, я наткнулся на колючий куст шиповника. – Причина не в убийстве его отца и прадеда. Ему нужен клад”.
– Мы это успеем, – Юми повысила голос. – Давай сначала закрепимся в Штатах. Пусть вампир успокоится. Потом мы найдем колдуна, умеющего управлять туманным порталом. С ним мы сможем кенгурами скакать из Калифорнии в Волочаровск и наоборот хоть десять раз на дню. Мы станем неуловимыми мстителями, убьем любого врага без проблем. Вампира пока оставим в живых. Он может забыться и привести нас к сокровищу. Если мы его сейчас грохнем, то никогда не узнаем, где он спрятал клад.