Пленники вампиров
Шрифт:
— И зачем ты меня напугал? Кайф от этого ловишь, что ли? — сердито заметил я, устраиваясь поудобнее.
Машина поехала. Мы ехали быстро и молча.
— Знаешь, ты заметил, что мы с тобой постоянно ссоримся, — чуть улыбнувшись, одними уголками чувственного рта, заметил он, прервав продолжительное молчание. — Но, как говорится: от любви до ненависти. От ненависти до любви…
— Ты играешь со мной? Не знаю, как, но играешь, — сказал я, глядя ему в глаза. Мне хотелось хоть немного понять того, кому я доверил свою жизнь.
— Да
— Да? А я не обращаю внимания на такие вещи. Ты что, сектант? Сатанист?
— И ты поехал с сектантом? — округлив глаза в притворном ужасе, произнёс он, насмешливо приподняв чёрные брови. — А ты рисковый мальчик.
— Не знаю. Я впервые делаю такие вещи. И всё-таки, откуда тебе известно моё имя, адрес?
— Ну…я что-то вроде ищейки, — он неприятно оскалился. Мне показалось, что его зубы неестественно длинны. Особенно передние два, которых, как мне показалось, раньше не было.
— Из ЦРУ, что ли? — искренне удивился я. — Так ты меня просто арестовываешь? — моему разочарованию не было передела.
— Ты меня неправильно понял. А может это я плохо объяснил. Нет, к ЦРУ я не имею никакого отношения, а также к ФБР. Просто ты меня поразил. И я тебя нашёл. Вот так оно и было.
Я почувствовал, что на этот раз он говорит правду.
— Надеюсь, что тебе нравятся парни. И нравлюсь я, — почти застенчиво сообщил он.
— И ты решился спросить об этом только сейчас? Я засмеялся. — А если бы я ответил нет?
— Я бы просто отвёз тебя домой.
— Да.
— Что, да?
— Да по всем двум пунктам. Очень. Это к пункту второму. И больше не задавай мне таких вопросов: я стесняюсь.
Любовь — это сложно. Это иссушает душу. Честно, ничего хорошего в любви нет. Только зависимость, боль и крохи счастья. Надо перемыть тонны песка, чтобы добыть несколько золотых слитков. Даже не слитков, песчинок. Любовь — это эгоизм. Жадное желание, чтобы кто-то был рядом и делал то, что ты хочешь. Только то, что ты хочешь, и больше ничего. Любовь — это громадный самообман, как и добро. Любовь — это слабость.
Такие мысли бродили в моей глупой голове, когда я просыпался в чужой постели.
«Я разочаровал тебя?» — странным тоном допрашивал Дэвид, опираясь на локоть и глядя на меня сверху вниз.
«Почему ты так думаешь?» — удивился я, потому что действительно ни о чём таком не думал. Мне было хорошо, быть может, впервые в жизни. Я чувствовал себя окончательно освободившимся, как бабочка, выбравшаяся из кокона.
Эта ночь… она прошла… сказочно. Нереально прекрасно. Не было грязи, чего я на самом деле боялся. И мне понравилось. Во время нашего общения мне приходили на ум странные и неприятные мысли, что мне может не понравится сам секс. Ведь реальность и мечты на самом деле две большие разницы. Дэвид иногда странно поглядывал на
Я помню каждое наше прикосновение: касание губ, его пальцев к моей коже, сплетение его густых чёрных кудрей и моих золотистых волос, когда мы целовалась. Это было… совершенно. Ещё в начале нашего пути к спальне я начал терять связь с реальностью. Мне чудилось, что я падаю в омут сладострастия. Такое сильное вожделение мне и не снилось. Я купался в огненных волнах страсти.
Я отдался ему целиком: и душой и телом. Да я и не умел иначе. Ведь если любить — так всем сердцем, иначе какой в этом смысл?
«Не знаю… мне казалось. А впрочем, забудь».
На моей шее появились две ранки: наверное Дэвид укусил меня с порыве страсти. Бывает. Я его спину точно исполосовал ногтями. Я ощущал некоторую слабость, безумно хотел спать.
Этим утром Дэвид разрешил мне валятся в постели сколько я захочу, даже притащил завтрак в постель. Наверное я его действительно люблю. Но в мою эйфорию стали проникать тревожные мысли о маме. Я достал мобилку и позвонил ей. Мне сказали… ответил чужой голос… что она умерла.
Я не мог поверить, я упал в обморок. Очнулся я на руках у Дэвида. — Моя мама… умерла!
— Бывает. Что ж, одной проблемой меньше, не так ли? Зато теперь ты свободен. Я пытался ударить его, но он продолжал сжимать меня в объятиях без малейшего усилия. Я не мог даже шевельнуться. — Прости, я дурак. Я очень тебе сочувствую, — тихо произнёс он, сжимая меня в объятиях.
— Но… почему она умерла? Она же была ещё молода! Я должен был находится с ней! — сам себя карал я, заливаясь слезами.
— Ты думаешь, что мог бы отогнать старушку смерть? — язвительно заметил Дэвид, странно улыбаясь.
— Нет, но я бы держал её за руку. Она ведь любила меня больше всех на свете! А я заставил её умирать в одиночестве!
— Теперь у тебя имеется повод меня ненавидеть, — непонятным мне тоном произнёс он. Словно подначивал, но и с нотками грусти.
— Да нет, дело не в тебе — виноват я. Я не собираюсь перекладывать свою вину на другого. Подвезёшь меня к больнице? — неживым, тусклым голосом попросил я.
— Да, да, конечно.
…Похоронив маму, я действительно обрёл свободу, но свобода эта сильно отдавала горечью. Мне сказали, что у мамы просто остановилось сердце — ведь так бывает. Но я продолжал винить себя, хотя бы за то, что не мог покинуть Дэвида. Я стразу же переехал к нему, как только закончил с официальными мероприятиями. Мы прожили счастливое лето, пока однажды, в один ужасный день я не проснулся… в подвале его дома, перед этим заснув, как всегда, в его объятиях.
Проснувшись, я увидел над собой каменный потолок, каменные стены и небольшую компанию. Двух близнецов мрачного вида: красивых, сильных блондинов с жгучими тёмно-карими глазами, двух хорошеньких девушек: одну брюнетку и одну русоволосую. Онаи собрались возле меня, явно дожидаясь моего пробуждения.