Пленники
Шрифт:
Вот и я поступил так же. Ослепленный стремлением подчинить себе девушку, во чтобы то ни стало, я медленно и верно ломал ее душу и психику. И естественно, когда она во мраке своей жизни встретила человека, от которого можно получить чуточку тепла и участия, она не выдержала и сорвалась. Излила душу, что для меня имело не самые приятные последствия. Все шесть дней, что удалось скрываться девушке, я лелеял и взращивал злобу и мстительное желание наказать ее за свои неприятности, и достиг в этом деле совершенства. Когда Криста попала ко мне в руки, у меня просто сорвало крышу, а ее молчаливое непослушание,
Похоже, это стало для девушки окончательной точкой срыва. Грань ее терпения и выносливости была превышена, и она, утратив веру, решилась уйти за черту. У меня холодела душа, когда я думал, что если бы я пришел позже или вовсе решил не беспокоить ее до утра? Ответ один — она была бы мертва.
Но сколько бы я об этом не думал, задавая себе вопрос — «согласился бы я отпустить ее из своей жизни, знай что будет? Смог бы я отказаться от своей ублюдочной линии поведения?» Я не мог ответить - да, конечно. Эта девушка стала для меня наваждением, лишившим меня покоя. И сейчас мои чувства и эмоции находились в таком раздари, что я не находил себе места, искал в четырехугольной комнате пятый угол.
Доктор Хофман буквально вытащил ее с того света, вот только не похоже, чтобы она была благодарна. Ее отрешенность от мира пугала, и я сотни раз на дню задавался вопросом — что делать?
Хофман, который являлся многопрофильным специалистом, в том числе неплохо разбирался в психологии, предполагал, что девушка может пойти на контакт с кем-то, с кем у нее связаны теплые воспоминания. Но где я возьму такого человека? Не могу же я привезти ее родных и признаться, что плачевное состояние их дочери, моих рук работа? А друзей у девушки нет, да и не хотелось вмешивать посторонних в это дело.
Долго думая над этим, я пришел к тому, что мне нужно просить помощь бабушки, ведь она единственная, кто был добр к девушке в этом доме. Но, черт возьми, если она меня не ненавидит сейчас, то точно возненавидит, увидев состояние Кристы.
Переминаясь с ноги на ногу на пороге дома, в который поклялся никогда не возвращаться, я испытывал душевный дискомфорт, предчувствуя непростой разговор. Глубоко вздохнув, я, наконец, нажал на звонок.
— Что ты тут делаешь? — услышал я, когда дверь открылась.
В простом хлопковом халате, с чуть растрепанными волосами и сжатыми зубами, родной мой человек радовала меня тем, что я просто ее вижу.
— Мне нужна твоя помощь, — тихо сказал я. — Пустишь?
Прищурившись и немного подумав, женщина кивнула и отошла в сторону, пропуская меня внутрь. Оказавшись в доме, я задышал быстрее. Тут ничего не изменилось, все было так же, как и девять лет назад. И это просто взрывало психику, терзая душу воспоминаниями.
— И что же тебе, "Хозяин города", потребовалось от простой, честной, старой женщины? — саркастично поинтересовалась бабушка.
— Бабуль,
— А что надо? Что ты натворил?
Ощущая себя последним дерьмом, я выложил, как есть, события последних дней. Когда я закончил, мне хотелось испариться, только бы не ощущать презрительный взгляд светло-голубых глаз.
— И ты хочешь, чтобы я попробовала достучаться до несчастной? — спросила она, и я кивнул. — А зачем? Чтобы, когда она придет в чувства, ты продолжил над ней издеваться?
Слова старушки поставили меня в тупик. Я, если честно, и не задумывался над тем, как себя вести, если девушка придет в себя, слишком поглощенный работой и проблемой ее нынешнего состояния.
— Вот ответь мне на вопрос. Зачем ты это делал? Зачем мучил бедняжку? Какую цель преследовал?
— Мне хотелось, чтобы она была моей, — тихо ответил я, — Чтобы она слушалась меня.
— Господи! — покачала бабушка головой. — И в кого ты такой недалекий?
Что? Недалекий? Меня еще никто не называл таким словом. Подонок, ублюдок, чудовище, но недалекий?
— В смысле? — спросил я, растерянно хлопая глазами.
— Да в прямом. Насилие в таких вопросах неприемлемо. Ты хотел ее себе и пытался сломать ее, подавить ее волю? — я кивнул изумленный проницательностью женщины. — И что из этого вышло? Сам видишь, ничего хорошего. Знаешь, Адриан, есть птицы, которые неспособны жить в неволе, вот и Криста такая же. Не может такая девушка жить в клетке. Для нее лучше смерть, чем жизнь в рабстве.
— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался я, не совсем понимая, к чему клонит бабушка.
— А то, что девушек добиваться надо не насилием, а лаской и нежностью, — закатила женщина глаза, — Ты настолько глубоко завяз во всей своей грязи и жестокости, что не понимаешь элементарных вещей.
Да это она не понимает! Мне не нужны капризы и споры. Мне нужно подчинение, полное и безоговорочное!
— Вот, теперь ты добился того, что можешь делать с девушкой все, что твоей душе угодно, но разве ты рад? Она твоя полностью? Но разве этого ты хотел?
Второй раз за несколько минут ей удалось загнать меня в угол. Конечно, нет. Я хотел не этого.
— Нет, — покачал я головой после недолгого молчания. — Но и вечное противостояние мне не нужно.
— Ты ведь так и не понял, что я хочу сказать? — я отрицательно помотал головой. — Если с женщиной правильно обращаться, то она сама, абсолютно добровольно сделает, все, ну или почти все. Я примерно представляю, чего ты хотел добиться, но ты должен понять, что не все поддаются дрессировке. И у тебя есть выбор, иметь дело с полностью безвольной куклой или с живой девушкой, у которой есть мысли, чувства и желания, которые могут не совпадать с твоими. И есть еще третий выход.