Плетения Судьбы. Не потерять себя
Шрифт:
— Пч-хи, — отозвалась эхом Милисент.
— Второй — купальня и баня в одном «лице», — Часпид оценивающе глянул на зеленушку. — Мы решили, что вам захочется искупаться, погреться. Заботимся о вас. А то жара, то холод. Чтобы не заболели, в общем.
У меня поползли брови вверх. И не только у меня. Рядом замерла Сенти с поджаренным плавником в руках. Тиноб на словах Алектора только ухмыльнулся, но опровергать ничего не стал. Похоже Алектор снова приписывает больше, чем есть на самом деле. Алектор-Алектор!.. Как же иногда мне хочется пристукнуть этого «редиску»…
— Там уже вода от горячих
Баня выдалась на славу. Мы прогрели все косточки, клеточки и все укусы комаров тоже. Разомлели и даже прикорнули там же, на камнях. Но спать на камнях хорошо в змеиной ипостаси, а человеческой хочется простора, и чтобы помягче было. Пришлось вылазить в темень непроглядную и плестись в спальный шалаш. Костер уже вовсю докуривал трутовики, и мы заснули просто счастливые.
Часть 4. Глава 18
— Откуда здесь собака? — проворчала сонная Милисент. — Да еще и охрипшая.
— Наверное, простыла, вот и охрипла. Спи. Всё это сон. Какие здесь собаки?
Сказала и почувствовала, как напряглась спина Тиноба. Он делился со мной теплом, как и прошедшей ночью. Спина к спине. Распахнула глаза и встретилась со взглядом возмущенной подруги, которую явно бомбила ситуация: Алектор снова изображал спящего человека-паука, в чьих сетях запуталась зеленушка. И даже голос странной охрипшей собаки не привёл его в чувство. Интересно, как сегодня будет оправдываться? А зеленушка… Я по глазам подруги видела, что та на пределе, и молчала она лишь потому, что боялась взорваться от гнева, едва рот откроет. Тявканье повторилось. Уже на два лада.
— Двое что ли? — я прислушалась.
— Ноги в руки! — неожиданно рявкнул Тиноб. — Быстро уходим! — И рванул прочь из шалаша. — Пошевеливайтесь!
Холод прошёлся по незащищенной спине. Я поёжилась. Пришлось выползать. Казалось, спи и смотри сны. Так нет же — вылазь на холод!
— Что случилось? — послышалось недовольное из шалаша. Свой неподобающий стиль сна Алектор успел заметить, как только Сенти рьяно стала выбираться из его объятий, едва не заехав ему в нос локтем, но свой очередной казус решил прикрыть сарказмом, никак не оправдываясь. — Собак боишься, капитан?
— В тайге ни один человек не ходит без ружья. Знаешь почему, Алектор?
— Ага, собак диких стрелять, — скривился показавшийся в проходе шалаша парень.
— Ружьё — это то, что всегда спасет тебе жизнь, Часпид. У нас нет даже самодельного. А то, что ты назвал собакой — росомаха. И их две.
— Собаки, росомахи. Какая разница? Потявкают и уйдут. Тоже мне проблема. Видел я их как-то. Мохнатые увальни с задом, по которым словно машиной проехали. Вот уж не думал, что ты такое ничтожество испугаешься, капитан.
— Думаю, ты не встречал их вживую, Часпид. Эти, как ты сказал, увальни, оленя на полной скорости догоняют. Так что за их зад не переживай. С ногами у них всё в порядке.
— Они — падальщики. Чего их бояться? — не отступал староста, проявляя свою осведомленность.
— Это лишь малая часть их рациона. Ты что, прослушал, что я только что сказал?
— Да всё я слышал! Не глухой. К чему спешка? Мы с подветренной стороны, вполне могли
— Алектор, ты тупой? — Тиноб толкнул парня в грудь. — Весна сейчас. И здесь тоже весна. А там, на тропе, две росомахи. И они идут сюда. Сложи два и два. Пара росомах в брачных играх. Они нас снесут и не заметят. Это тебе не щитомордник, которого можно лягушкой отвлечь. У них адреналина сейчас по самую макушку. И там, что самец, что самка, — беги не оглядывайся. А мы — на пути зверя. Тебе ещё причины нужны? — Алектор скривился, но словам Тиноба внял. Собрался быстро, да еще и нас стал подгонять.
Уходили мы тихо. Тонкая полоса восхода солнца приветствовала нас усилившимся холодным ветром. Тиноб шагал первым. Мы — за ним. Алектор закрывал наши тылы. Он скукожился от холода едва не вдвое и попытался спрятаться за «широкой» девичьей спиной — спиной Милисент. Его зубы отбивали чечётку. Виноградная змейка, выросшая среди постоянного тепла, тоже мёрзла, но зубной танец старосты грел ей душу, а потому она старалась идти с ровной спиной и гордым видом.
Метров через двести картинка перед глазами стала меняться. Лес сменился открытым пространством. Островки снежного покрова и прошлогодней пожухлой травы перемежались, создавая незаконченный, рваный рисунок. По всему, весна сюда едва-едва добралась. Снег таял, но пытался всё еще цепляться за землю, разбросанные по поляне камни и сухостой прошлогодних трав. Холодный ветер сменился порывами тёплого обнимающего ветерка. Под ногами захрустел снег.
— Не понял, — прогундел за спиной Часпид.
— Зира… — окликнул меня Тиноб и замолчал, рассматривая местность. — Это место… Оно не похоже на место твоего обитания?
Я, досыпавшая на ходу под защитой косой сажени в плечах, едва не врезалась в спину приятеля. Выглянула из-за спасительной части мужского тела, огляделась. Берёзки, берёзки, дуб, ясень… Снег под ногами. Простор, куда не глянь.
— Похоже, — согласилась я.
— Тогда иди вперёд. Раз твой мир, тебе и вести. Я подстрахую.
— Нет, я не понял, — стуча зубами и подпрыгивая на с ноги на ногу, возмутился Алектор, — откуда это безобразие? — Парень с возмущением уставился на снег и выдвинул претензию. — Почему он такой холодный? Ректор совсем сдурел?
— Он всегда холодный. Но по картинкам этого не видно, — уела старосту. С самого утра Алектор уже успел достать. Хотелось тишины. Я была не в духе: недосып на лицо. А здесь еще такая подстава от тропы.
— Часпид, заткнись, — Милисент обернулась, и парень налетел грудью на её выставленный указательный палец. — Заткнись. Понял?
Не знаю, какие стрелы метала взглядом подруга, но староста заткнулся и дальше шёл молча. Наша группка немного изменила конфигурацию, и теперь я ощущала дыхание Тиноба за своей спиной, отчего полностью проснулась и шла впереди, словно сапёр по минному полю — осторожно. Но в моём случае еще и нервно. А как не нервничать, когда на тебя взвалилась вся ответственность за группу? И Тиноб за спиной… дышит. Даже не могу сказать наверняка, что меня нервировало больше. Я прекрасно и надёжно чувствовала себя за широкой мужской спиной и без претензий могла там оставаться до конца испытания, но тропа посчитала иначе.