Плетущий небылицы
Шрифт:
– Я всегда знал, что требуха обширнейшей души женщина, - живо возрадовался Кетмень, слизывая текущее по лицу пиво.
– Тащи ведро крабовых клешней, креветок, мидий и жбан моего любимого, зеленовато-тёмного, холодненького, с хрустящими льдинками.
Описываемая сцена как раз и произошла на глазах скрыги и ротана за какие-то десять секунд. Она была настолько обычным делом в этом трактире, что на неё никто так и не обратил бы внимания. Если не считать короткого замечания ротана.
– Вот видишь, а
– Кого? Панциря, что ли?
– удивился Тяй.
– Да, его. Только он так обожает требуху, и она об этом знает, и ей очень приятно от этого обстоятельства.
– Ага, и за свою любовь панцирь получает всегда кружкой по голове, а потом закуску с выпивкой.
– Страдать надо уметь со вкусом.
– По-моему, он просто клянчит выпивку, сохраняя, так сказать, своё мужчинское достоинство.
– Неужели?! А вот подойди к требухе и скажи, что, мол, панцирь, уже который год по ней вздыхает.
– Ей дел до его вздохов что козлу до кордебалета! Она только о своей Сильке думает. Может, иногда ещё о тюленях.
– Попробуй, а я пока закажу поесть, - ротан как-то странно покачал головой и направился к стойке.
Тяй в сомнениях потоптался у порога, его пару раз кто-то толкнул из входящих-выходящих, потом у него внутри что-то засвербело, и он смело шагнул к столу требухи со товарищи.
– А, Тяй, привет, как там скрыжные дела? Выпьешь со мной за здоровье Сильки?
– Спасибо, Ус, всё в кипятке, никаких проблем. А за здоровье я выпью.
– От молодца!
– проревела требуха на весь трактир, и Тяй увидел, что сидящий за стойкой ротан открыл рот от удивления (видимо, сегодня день не простой, с явной поволокой!).
Не успел Тяй присесть на скамью, сделанную из грубо тёсаного бревна осины, как ему поднесли его любимого пива. Скрыга поднял кружку и сказал:
– Я хочу выпить во здравие замечательной женщины и неутомимого погонщика, за нашу требуху Китовый Ус.
– Тут же за их столом, а также за соседними грянули громкие одобрительные возгласы, но Тяй, не обращая на них внимания и стараясь перекричать всех, продолжил: - И ещё за того, кто её безумно и безответно любит! За панциря Кетменя!
Если бы сейчас в трактире взорвалась со всем содержимым знаменитая бочка Толстуха, что хранилась в подвале, то даже это не произвело бы такого эффекта. Мгновенно повисла такая тишина, что было слышно лишь причмокивание панциря, обсасывающего креветки. Все сначала уставились на Тяя, потом на Кетменя, но при виде последнего стало ясно, что это шутка. И вот тогда громыхнуло так, что Граф забеспокоился о потолке, как бы он не рухнул.
– Ох, Тяй, ну насмешил! Ох, скрыга, во загнул!
– посыпалось со всех сторон.
А требуха стояла растерянная и как-то неуверенно хихикала, чокаясь со всеми подходящими. А когда Тяй встал, раскланялся
– Это правда?
Скрыга не ожидал такого поворота, похоже, ротан был прав, он смутился и лишь качнул головой. И вот теперь пришло время окончательно удивиться Тяю. На суровом обветренном лице требухи расправились мелкие морщинки, и по просоленной коже покатилась скупая слеза, прямо на потрескавшиеся губы. Она облизала их, вытерла глаза рукавом и благодарно погладила Тяя по руке.
– Спасибо тебе, - тихо добавила она.
Тяй как в тумане подошёл к своему столику, где нервно ёрзал ротан.
– Ну ты герой!
– восхитился тот.
– День точно необычный, я как-то сразу и не разобрал, когда увидел пёстрые облака с прожилинами.
– А что тут необычного?
– спросил скрыга.
– Хм, - многозначительно вздёрнул брови ротан, - в кои-то веки ты совершил поступок?
– Хочешь сказать, это поступок?
– Уже сказал. Ведь требуха могла взять тебя в такой оборот, что потом даже сам Граф не откачал бы. М-да? Ухарский поступок, не похожий на тебя.
– Пусть будет так, но она меня ещё больше удивила. Ты был прав.
– А я всегда прав, - невозмутимо проговорил ротан, - подай лучше соли. Кстати, а в чём я был прав?
– Когда говорил о панцире и требухе, всё так и есть, ты проницателен.
– Я… - Пупырь закашлял, подавившись едой. - Ты хочешь сказать, что все эти небылицы, которые я присочинил на ходу, правда?! Что у них любовь-морковь и селёдка сверху?
– Ага, - Тяй невозмутимо взял ложку и принялся ковырять горячую кашу, с наслаждением разглядывая растерянного ротана.
– Дела… - только и смог тот произнести. В это время к ним подошёл нанимала Хтырьтебя. Он остановился перед их столом со своим зелёным бокалом, наполненным чем-то светящимся, и спросил:
– Позвольте присесть, уважаемые?
– Присаживайтесь, - кивнул Тяй.
– Вот спасибо, тем более у меня к вам есть один деловой разговор.
– Уж не нанимать ли ты нас собрался?
– усмехнулся ротан.
– Не вас, - покачал пальцем нанимала, - а вашего уважаемого друга Тяя.
– Меня?!
– удивился скрыга.
– Точно, сегодня пёстрые облака были не к добру, вечер удивлений продолжается, - ротан откинулся на спинку стула, и принялся постукивать вилкой о ладонь.
– Да я ни за что!
– Не торопитесь, любезный, - Хтырьтебя откинул полу своего плаща, - я понимаю, что ваш друг ротан не может, у него там всякие мыши, голуби и воробьи, то есть домашнее хозяйство, но вы свободный.
– Моё хозяйство попрошу не трогать!
– О, помилуйте, я в хорошем смысле, как о заботливом отце…
– Каком отце?
– с угрозой поинтересовался Пупырь.