Плевицкая. Между искусством и разведкой
Шрифт:
Скорее наивен. Люди Серебряного века вообще были наивными — и по сравнению с нами, нынешними, и по сравнению со своими современниками, шагнувшими из Серебряного в революционный век.
Да и "железный занавес" существовал не только для тех, кто жил здесь, но и для тех, кто перебрался туда. Железный занавес был непроницаемой завесой между "здесь" и "там", не пропуская лишних сведений как из-за границы в СССР, так и из СССР за границу, и в результате там знали, конечно, о каких-то расстрелах, о каких-то процессах, но не понимали, не могли постигнуть масштабов и жестокой абсурдности происходящего.
К тому же имена тех, кого судили и расстреливали, были известны
Те, кого судили и расстреливали, и были, собственно, их давними, заклятыми врагами. Теми, кто разрушил их Россию. Теми, с кем они воевали.
Те же, кто судил и расстреливал, были им неизвестны, были для них людьми новыми. И в эмиграции на этих новых возлагались даже какие-то надежды.
Как бы это ни казалось странно нам, нынешним, но за границей в то время еще не могли понять, что многоголовая красная гидра пожирает сама себя. Им казалось, что на самом деле к власти пришли более разумные, трезвомыслящие люди и теперь они вершат закон, устанавливают порядок, справедливо наказывают тех, кто был виновен в кошмарах революции. Про ГУЛАГ тогда еще, естественно, не знали. Даже не догадывались. И не могли понять, что прежний жестокий режим перерождается во что-то еще более кошмарное, вовсе не постижимое человеческому разуму. Нет, они тогда искренне верили в неизбежную эволюцию коммунистического режима, что этот новый строй обретет человеческое лицо, что все ужасы революции и Гражданской войны забудутся, когда будут казнены те, кто их творил!
В эмигрантских газетах освещались наиболее крупные процессы тридцатых-сороковых годов, но симпатии журналистов (и читателей) были вовсе не на стороне репрессированных.
Отношение к этому вопросу изменилось только после войны. Когда русские прошли по Европе. Когда узнали больше. Когда благодаря гитлеровским лагерям смерти даже русские эмигранты поняли, что могут быть вещи пострашнее подвала Ипатьевского дома, шахты под Алапаевском и массовых расстрелов в Крыму.
Но генерала Миллера похитили в сентябре 1937 года. Того самого страшного 37-го. Самого "урожайного" на аресты и расстрелы.
В 1937 году во Франции никто еще не знал, что на самом деле происходит в СССР.
И генерал Николай Скоблин верил, что ему позволят служить в советской армии и он еще принесет пользу русскому народу.
И певица Надежда Плевицкая верила, что в России ее встретят с распростертыми объятиями, что там вновь будут концертные залы, полные восторженных слушателей.
Он хотел служить в России.
Она хотела в России петь.
Вот и все.
Предположения о том, что Плевицкая была завербована ЧК еще в годы Гражданской войны, а позже сама завербовала Скоблина, — абсурд.
Версия по поводу давней связи ее с НКВД через Марка Эйтингтона — по меньшей мере несостоятельна. Эйтингтон не имел ни малейшего отношения к истории похищения генерала Миллера. Он действительно помогал Плевицкой деньгами, финансировал издание ее книг и оплачивал ее концертные костюмы, но все это — из самой чистой и искренней симпатии. Она не была его любовницей. Он просто любил ее песни. У Марка Эйтингтона не было связи с НКВД. Его брат, Наум Эйтингтон, живший в Германии, действительно торговал — в качестве посредника — советскими мехами, но для этого было вовсе не обязательно состоять на службе в "органах"! Что касается бегства всего семейства Эйтингтонов в Палестину незадолго до похищения генерала Миллера. Видеть какую-то связь между этими событиями может только человек, не имеющий ни малейшего представления
Но и попытки современных авторов (в том числе Ирины Ракши, приходящейся внучатой племянницей Плевицкой) обелить певицу и представить ее жертвой некоего недоразумения или даже гнусного заговора тоже выглядели наивно даже тогда, когда не вышла еще на свет Божий расписка, в которой великая певица обязалась выполнять все поручения НКВД. Еще французское расследование четко и ясно доказало виновность Плевицкой.
То, что Плевицкая и Скоблин помогали агентам НКВД похитить и вывезти в СССР генерала Миллера, является фактом бесспорным.
Спорными могут считаться только причины, толкнувшие их на совершение этого преступления.
Глава 14
ДО КОНЦА НЕ СДАВАТЬСЯ
Надежде Плевицкой предъявили обвинение "в соучастии в похищении генерала Миллера и насилии над ним".
Твердых доказательств того, что Миллера похитили по требованию НКВД, тогда у суда еще не было.
Но французы решили, что не имеет значение, кому были выгодны похищение и вероятная гибель Миллера — русским, немцам, испанским фашистам (была и такая версия) шли даже самим эмигрантам. Главное — человек был увезен обманом, против воли. И совершили это преступление иностранцы на территории Франции. Более того, подсудимая была знаменитой певицей. "Звездой", как сказали бы сейчас.
Предстоял показательный процесс.
Чтобы другим неповадно было.
Из здания судебной полиции на набережной Орфевр Надежду Плевицкую перевезли в женскую тюрьму Птит Рокетт.
Она плакала, почти все время плакала. Ей давали успокоительное, но успокоительное не помогало.
— Где вы провели четверг? — спрашивал ее следователь г-н Марша. — Что вы делали? С кем встречались? Видели ли мужа?
— Если бы я его увидела, я бы вцепилась в него, не отпустила бы от себя, на эшафот вместе с ним пошла, что бы он ни сделал!.. Но не нашла его. Не нашла моего Николая. Я знаю, генерал Миллер исчез, это несчастье. Но, поймите, муж — мой муж! — бросил меня. Покинул!
— Где же вы были весь день? Где вы его искали?
— Я сама не знаю. Я как безумная была. Ходила, брала такси, в Булонский лес, в Сен-Клу, сама не знаю куда. Я Парижа не знаю, улиц не помню. Всегда муж возил меня в автомобиле. В каждой машине мерещилось мне: не он ли? Галлюцинации какие-то были. Я даже думала, не у Миллера ли он.
На допросе присутствовали: адвокат Плевицкой, мэтр Филоненко, представитель семьи Миллера, мэтр Рибе, адвокат Н.А. Стрельников, гражданские истцы Н.Н. Миллер и КК. Миллер — жена и сын исчезнувшего генерала.
Мэтр Рибе спросил:
— Если вы думали, что ваш муж мог быть в доме генерала Миллера, почему же вы не поехали туда?
— Я по-французски не говорю, на какой улице была тогда, не знала. Ну, как я могла знать, как туда ехать? А потом, я боялась. Может быть, он не там.
— Почему вы не позвонили по телефону?
— Не умею говорить. Не могу. Вообще я растерялась.
Прянишников: "Марша вынул записную книжку Скоблина.
При виде этой нежданно появившейся книжки Плевицкая смутилась. Впившись в нее глазами, с тревогой ожидала вопроса.