Плейбой для феи
Шрифт:
Никто из людей их, конечно, не видел. А они самозабвенно, скалясь и подло хихикая, колдовали вокруг машины.
Думали, что после главной церемонии я потеряю бдительность! Думали, я испугаюсь их облика и того, что они в разы больше меня. Неважно, какого ты роста. Важны лишь помыслы твои, желания и стремления. А я больше и сильнее всего на свете сейчас хочу оградить молодых от ваших злых чар».
Фея хлопнула в ладоши и от души направила к злым целый ураган пыльцы. Тот подхватил их, закружил, откинул подальше. Не медля, фея осыпала машину
Молодые сели в авто и, продолжая махать, отправились в дальнейший путь. Фея облегченно выдохнула и хотела проследовать за ними.
— Думаешь, справилась, — окликнул ее скрипучий голос.
— Меж-ж-ская деф-чо-ка, — прошамкал второй.
Две темные как по команде ринулись к машине, но тут же отпрянули от нее, слыша звон колокольчиков.
— Мелкий, шправимся, — прогнусавили они.
И тут маленькому, тихому подпел громкий, раскатистый — от колоколов часовни.
Темные феи зажали уши, падая на колени, пригибаясь к земле. Но стоило звону стихнуть, как резко распрямились.
— Мерзкая, — проскрипела одна.
— Поплатиш-ш-шься, — раскинула руки другая.
«Последнее, что я видела, это поток самой темной, переполненной всеми страхами, болью и страданиями, энергии. Она вихрем захлестнула меня. Подняла в самую высь, прокружила. Меня словно терзали и рвали: тело, душу. Я не могла сдержать слез и тщетно рассеивала пыльцу. Но я не проиграла. Матушка-Судьба понадеялась на меня. Я помогла молодым — и это самое важное, то, что заставляет меня видеть свет в кромешной тьме.
И пусть ваша тьма разорвет мою плоть, но им вы ничего уже не сможете сделать. Я могла успеть поставить защиту пред собою, но за секунду до того, как меня захлестнуло это темное колдовство, я послала ауру света молодым — я пожелала, пусть защищает их ровно столь сильно, сколь крепка любовь их. И нет на свете магии сильнее, чем самопожертвование. И пусть ваш черный вихрь кружит и вертит меня, проносит над морями и океанами, над полями и равнинами, над городами и странами. И пусть он разобьет меня. Вы всё равно проиграли.
Пыльца окружила меня, обволокла негой. Хочет смягчить боль, помочь. Спасибо, моё светлое волшебство. Нам было хорошо.
— И как жаль будет вам расставаться, — слышу я тихий-тихий шепот ветра.
Звон разбитого стекла. Я падаю. Всё в тумане. Кто-то приходит, размытый, слишком нечеткий силуэт. Из-под крыльев плохо вижу, запоминаю только карие глаза и проваливаюсь в спокойную убаюкивающую темноту».
Глава 2
Вечер не предвещал Дэвиду ничего интересного. Но именно такие вечера молодой мужчина и любил: тихие, спокойные, без суматохи, когда стены дома и окна отгораживают тебя от шума и суеты улиц.
Можно взять любимое вино, поставить бокал на рояль, коснуться клавиш как любовницы, как жены которой нет, ласкать их, наслаждаясь ответом музыки.
Дэвид
Стремглав бросаться туда, даже не вызвав полицию, лишь потом показалось весьма опрометчивым. Но ведь входная дверь была заперта, он точно помнил, как вставлял и проворачивал ключ — ни одного намека на взлом.
И замер: окно было разбито. Его окно. В пентхаусе. Аккурат выходящее на террасу, где он выращивал цветы и прочую зелень. Разбитое крепкое окно. Там, откуда весь город виден как на ладони. На высоте, открывающей прекрасные виды, когда могущественные небоскребы вдалеке кажутся игрушечными, но приветливо мигают тебе огнями, когда звуки авто остаются где-то там, далеко внизу. Дэвид специально выбрал такое жилье. Сочетание не сочетаемого: уединенность в «большом стеклянном муравейнике».
Однако его широкое окно в пол было разбито. А рядом вся в осколках лежала, едва трепыхая зелеными полу-прозрачными с узором крылышками…
«Это что большая бабочка?»
Бабочка лежала, лишь чуть подергивая крылышками. В какой-то момент Дэвиду показалось, что он услышал стон. Но так ведь не бывает.
«Только слуховых галлюцинаций мне не хватало», — поругал он себя, заодно сделав отметку на будущее — в ближайшие несколько дней воздержаться от алкоголя, и за прошлые пристрастия себя тоже поругал, но кто же знал, что оно вот так аукнется. Впрочем, он решил сейчас первым делом выпустить несчастное насекомое, невесть каким образом к нему залетевшее. Хотя, без сомнения, было интересно — как. Да как вообще могла бабочка разбить окно? Дэвид передернул плечами, но лишь потому что это помогало сосредоточиться.
К своему счастью, к насекомым он был весьма равнодушен и не испытывал отвращения или страха перед ними. «Это ведь просто маленькая букашка», — думал он, наблюдая, как новая пассия визжит в его загородном доме при виде огромного паука. «Подумаешь, заполз. Он же не ядовитый». Паука Дэвид тогда аккуратно газеткой подцепил и выкинул подальше.
Но в этот раз газеты явно не достаточно. Эта бабочка была длиной примерно с его ладонь. Дэвид присмотрелся, он видел только крылья — ни усиков, ничего. Как будто накрылась ими, желая защититься. И одно крыло — порвано.
«Бедняга», — Дэвид пробежал в кухню, порыскав, нашел стеклянную банку и, вернувшись, накрыл ей насекомое.
«А ты красивая, — чуть улыбнулся он, рассматривая. — Никогда раньше таких не видел: с зелеными крыльями, они даже скорее на крылья стрекозы похожи: два больших вверху и два маленьких снизу. — Бабочка пошевелилась и чуть отвела одно в сторону. — Волосы золотисто-каштановые… ЧТО?»
Дэвид отпрянул от банки, сбивая ближайший стул, не замечая, что царапает руку об осколки окна, которые он собирался убрать, как только поймает бабочку. Иначе — она могла очнуться раньше — попробовать улететь и поцарапаться. Так думал он.