Плоды манцинеллы

Сугробов Максим Львович

Спустя еще час начало темнеть. Стремительная мгла опускалась на землю, оставляя внешний мир в серых тонах, щедро разбавленных почерневшей белизной. Картинки маленькой девочки закончились, и она принялась рассказывать Марте о тех вещах, что знала и видела, задавала вопросы, обращаясь к Себастьяну, и слушала ответы.

В тот момент время казалось чем-то невероятно ценным. Бастиан сидел в удобном кресле, смотрел на Совершенство и слушал ее речь. Он хотел, чтобы этот эпизод его жизни никогда не заканчивался.

— Здравствуйте! —

расслабленный поток мыслей прервало громкое приветствие.

В комнату вошла женщина, скинула плотную шубу и расплылась в широкой улыбке. Она выдала целую тираду, бойко и размашисто, жестикулируя и перемещаясь по комнате.

— Это директор, — сказала Марта.

— Я уж понял.

— Ее зовут Ника. Пойдем в кабинет.

— А девочка?

— Ей кушать пора, — Марта посмотрела на Машу и улыбнулась. — Мы ненадолго. Надеюсь.

Мария следила за ними, внимательно и чутко, а когда Бастиан поднялся с кресла, сама вскочила на ноги.

— Ка-сиво? — жалобно спросила она, сдобрив новое слово несколькими фразами на русском.

— Красиво, Маша. Очень.

— Она просит нас не уходить, — дрогнувшим голосом перевела Марта.

— Скажи, что мы вернемся. Обязательно вернемся.

Воспитательница протянула руку и нежно погладила девочку по голове. Женщина наклонилась и поцеловала ее в макушку, ненавязчиво увлекая за собой, но Маша неотрывно смотрела на Бастиана.

— Иди, дитя, — ласково произнес он. — У нас еще будет время.

Приветливая директриса детского дома вежливо стояла в дверях, провожая взглядом девочку и няньку. Она дождалась, когда за ними закроется дверь, и минутой позже вновь ее распахнула, увлекая за собой Себастьяна и Марту. Кабинет находился чуть дальше по коридору, и, как и все здание в целом, не выделялся роскошью и достатком. Два скромных кресла стояли напротив древнего, выщербленного стола, и напоминали Майеру нечто такое, что он давно оставил в прошлом. Оставил в тех годах, когда родительский дом пропах перегаром и запахом глубоко больного человека.

Не успев сесть, Марта заговорила. Она уверенно и ровно произносила слова, будто читала по бумажке. Директриса же учтиво слушала, кивала время от времени и вставляла в монолог гостьи короткие фразы и резкие вопросы. Говорили они долго, ровно столько, сколько потребовалось Себастьяну на изучение обстановки комнаты. Дважды. Он не следил за их речью, не перебивал и не просил перевести, не спрашивал, что записывает Марта и не смотрел через ее плечо. Ему не нравилось это неведенье, пронизанное параноидальным беспокойством, но делать было нечего. Он мог лишь ждать.

— Пойдем, — коротко сказала Бремер, когда последняя точка была поставлена.

— За девочкой?

— Ага, — язвительно ответила она. — За девочкой, за мальчиком и за собачкой.

Марта направилась к двери,

оставив Себастьяна с одними лишь догадками. Он вскочил и последовал за ней, осыпал ее вопросами, когда они шли по тесному коридору, пропитывался разочарованьем и безотчетным страхом, когда они стояли на улице и ждали вызванное такси, не мог усидеть на месте, пока они ехали, ведь подробности диалога двух женщин были неутешительными.

Сначала Ника внимательно слушала, лишь изредка задавая вопросы. Интерес Марты и Себастьяна — незамужней пары из другой страны — к русской девочке директриса сочла неординарным и крайне любопытным. Бремер сказала, что ее мать родом из России, что ей хотелось бы растить ребенка, в котором она может найти далекий, но родной отклик. Марта солгала, и не раз. Ложью были слова о бесплодии, ложью же была ее страсть к русской культуре. Тогда Ника утвердительно кивнула своим мыслям и начала перечислять необходимые для удочерения документы. Список впечатлял и ужасал. «Уже давно никто не принимал наших детей», — сказала эта женщина. — «Уж тем более, иностранцы. Дети растут в нашем доме, потом отправляются в специальные школы для сирот, а потом… Если для них найдется место, то им повезет. Очень повезет».

Они наспех поужинали все в той же вонючей забегаловке, где несколькими часами ранее отведали не самый приятный завтрак, и быстрым шагом вернулись в гостиницу. Вариантов было немного. А точнее — всего один: обратный рейс в Цюрих. Ника сказала, что процедура удочерения времени займет порядком. И это с учетом того, что документы примут и одобрят.

Марта удалилась в душ, подавленная и угрюмая, а вернулась еще более мрачной.

— Я не сказала главного, — медленно произнесла она.

— Что такое?

— Метла. Им нужен ее скан. Без него девочку никогда не отпустят.

— Черт… — выдохнул Бастиан. — В моих мыслях все было проще. Гораздо проще.

— Ага. Пришел, увидел…

— Забрал, уехал, — Майер с силой сжал виски, словно это могло помочь.

Тишина висела минуты две. Потом Марта оживилась и сказала:

— Есть, конечно, шанс. Призрачный, но все же.

— Выкрасть ее? Я думал об этом, но…

— Что? — она отпрянула на шаг. — Ты в своем уме? Конечно, нет! И речи быть не может.

Себастьян замялся, уставившись в пол. Вышло неловко. Вновь повисла пауза, нарушать которую никто не торопился.

— Я пошутил, — неумело соврал он. — И что ты предлагаешь?

— Для начала позвонить Кристофу, — она ответила, но не сразу. И каждое ее слово сквозило недоверием. — Думаю, он сможет помочь.

— Старик? Каким образом?

— Он может собрать документы и привезти их. Передадим ему все твои данные, сами оформим заявки. Ему останется просто получить бумаги. И…

Бастиан ждал продолжения, но Марта медлила.