Плохая хорошая девочка
Шрифт:
— Ну что, что… Что-то было! Может, налить вам немного виски, Элла? Чтобы вы успокоились.
— Может быть…
— Выпейте и успокойтесь наконец!
— Понимаете, Нинель, это был самый настоящий детский плач!
— И что же тут удивительного? — Звездинская пожала плечами. — Ну плач…
— Как это — что удивительного?!
—
— Ерунда! Это был настоящий плач младенца — вы понимаете?
— Ничего не ерунда! Достаточно вспомнить какой-нибудь заурядный ночной кошачий концерт под окнами! Каких только звукоизвлечений там не услышишь: тут тебе и визги истерички, и крики сумасшедшего, и жалобный детский плач…
Я только недоверчиво покачала головой в ответ на эти слова.
— Вы слушайте, слушайте, головой не качайте, — поддержал свою жену Оскар. — Нинель много общалась с этологами и знает, что говорит.
— Кто такие этологи?
— Ну, такие ученые… наблюдают за животными. Они живут среди дикой природы и ведут постоянные наблюдения. Иногда годами.
— Ах, вот как… И что же?
— Значит, вы говорите, Элла, что младенец был покрыт шерстью? — снова спросила Нинель.
Я только подавленно кивнула.
— А вы хоть знаете, что именно в таком виде человеческий зародыш и находится в чреве матери?
— ?!
— Да, да! Между шестым и восьмым месяцем жизни эмбрион почти целиком покрыт тонкой шерстью, похожей на пух.
— Ужас…
— Этот легкий первичный волосяной покров называется «лануго». И известны случаи, правда, довольно редкие, когда недоношенные младенцы в таком виде и появлялись на свет. К ужасу своих родителей! Можете представить, что чувствовали эти несчастные люди?
— Да уж… представляю! — согласилась я, вспоминая ужас, который испытала, когда развернула козью шкуру.
— Ну вот…
— Но, Нинель… Ведь здесь нет людей? Откуда же мог взяться недоношенный младенец?
— Людей здесь действительно нет, — несколько растерянно согласилась Нинель. — Вы правы…
— Тогда кто?
— Что — кто?
— Я спрашиваю, кто же тут есть?
— Вы меня спрашиваете?
— Ну должны же быть какие-то
— Должны, — кивнула Нинель. — Но я их пока не нахожу. Может быть, это все-таки действие…
— Опять опьяняющих дымов и одурманивающих испарений? — вздохнула я.
— Может быть, это Прекрасная долина так на вас действует, Элла? И ничего не было на самом деле?
— Может быть… — вынуждена была согласиться я.
День тридцать седьмой
Я так жду его, этот самолет, что по ночам мне даже снится шум мотора.
Настолько явственный, что сегодня утром я даже спросила у Нинель:
— Вы ничего не слышали ночью?
— Что — опять вой?
— Да нет… Мне показалось, что я, почти как наяву, слышу шум снижающегося, идущего на посадку самолета. Наверное, это был сон?
— Сон, конечно. Если бы это была явь, то как объяснить, что самолета нет? Что же, он прилетел ночью — и улетел, не забрав нас?!
— Вы в это не верите?
— Маловероятно.
Я вздохнула:
— Значит, вы ничего не слышали, Нинель?
— Ничего! А вообще-то мы с Оскаром обычно очень крепко спим. Как, впрочем, и полагается всем здоровым, толстым и довольным жизнью людям.
Я все-таки постаралась убедить Нинель и Оскара, что нам лучше попытаться исследовать склоны Скалистой, не дожидаясь прибытия самолета.
Я почти уверена, что присутствие невидимого хищника — точней сказать, вообще неизвестно кого! — делает нашу жизнь опасной.
Уж лучше проявить инициативу и выяснить, кто он, чем, не зная, откуда исходит опасность, пассивно ожидать нападения.
Звездинские опытные путешественники. Среди их багажа есть все, чем могли бы воспользоваться скалолазы, чтобы преодолеть практически отвесные уступы Скалистой.
А именно со стороны Скалистой, как мне кажется, ветер и доносит обычно странный, пугающий нас вой.
На сей раз Нинель меня поддержала.
Мы не будем ждать «подкрепления». Завтра же выступаем…
Мы выступаем на штурм Скалистой! Нинель и Оскар только усмехаются, поглядывая на мой решительный вид. Очевидно, эти усмешки опытных людей должны означать, что я как дилетант «понятия не имею», что меня ждет.