Плохие девочки не плачут. Книга 3
Шрифт:
— Ясно, — веет морозным холодом. — Можешь, но не будешь рисковать.
— Почему?
— Потому что я везде тебя достану, — хрипло, будто звериный рык: — Потому что ты моя.
— А как же Диана? — гнев успешно пожирает вспышку преступной слабости. — Легкий флирт? Она занимает почетный караул под дверью ванной комнаты, вы извращаетесь исключительно вербально? Ах, нет. Загвоздка в другом. Правильно? Раньше ее трахал Мортон, а ты не опустишься до того, чтобы трахнуть после него. Угадала?
Выдерживает паузу, оглашает
— Не угадала.
— Неужели? — сомневаюсь.
— Если бы ты узнала, что именно произошло между лордом Мортоном и Дианой Блэквелл, ты бы очень пожалела о своих словах, — его голос наполняется неизвестными нотами, полностью меняет тональность. — Хорошо, что не узнаешь.
— Не расскажешь, — скорее утверждение, чем вопрос.
— Даже не думай об этом.
Ну, прелесть же.
Действительно — зачем думать о том, как твой любимый мужчина принимает душ с посторонней женщиной под боком? С безумно красивой и сексуальной женщиной. Зачем грузиться тем, что он оберегает чужую барышню, искренне беспокоится, холит и лелеет, словно экзотическое тепличное растение? Зачем обращать внимание на то, как ставит тебя на место, лишь стоит задеть ее честь, и как резко меняется его голос, когда о ней заходит речь?
Реально, зря понтуюсь, нет никаких поводов для волнения.
Фортуна имеет вас? Не напрягайтесь, не страдайте. Постарайтесь получить удовольствие.
Простите. Не бывать этому, пока я жива. Не уступлю, не прогнусь. Не намерена мирно обтекать.
— Объявляю ультиматум, — шумно выдыхаю, делюсь подробностями: — Либо ты открываешь мне всю правду, какой бы она ни была. Либо… ты молчишь, и я молчу. Не говорю ничего.
— Должно страшно прозвучать? — насмешливо бросает фон Вейганд. — Не похоже на ультиматум. Наоборот, манна небесная.
— Значит, ты не против, что мы больше не будем разговаривать? — тоже смеюсь. — Спасибо и прощай. Точнее — прощай или вспоминай то, что хотел мне сообщить. В деталях, а не только про душ.
Нажимаю на сброс вызова, отключаю мобильный.
This is war. (Это война.)
Нельзя проиграть.
Ставка слишком высока, ставка дошла до предела.
All in. (Ва-банк.)
Под хрупкой коркой тонкого льда полыхает адский огонь. Жерло спящего вулкана вновь пробуждается к жизни. Карательное пламя, затаившееся на дне, отчаянно рвется на волю, томится и терзается, распахивает жадные до крови челюсти, выпускает острые когти хищника, мечтательно взирает на манящее серебро Луны и воет.
Воет от голода и боли. Воет так, что стынут горящие жилы.
Я и есть это пламя. Я есть огонь. Я есть Ад.
Глава 13.2
Однажды прочла любопытное выражение.
«Часами просиживать в Интернете и гордиться тем, что не смотришь телевизор, все равно, что сидеть на героине, и радоваться, что не употребляешь алкоголь».
Смехота, агась?
Меня зовут Лора, и, к сожалению, я не сижу на героине.
Ситуация
Я безнадежно подсела на Александра фон Вейганда, и теперь меня жутко ломает.
В городе холодно. Без тебя.
Внутри пусто. Без тебя.
Ощущение, будто летишь по трассе, выжимая сто пятьдесят километров из запоротого движка. Ощущение, будто скользишь по встречной, другие авто противно сигналят, а дождь идет стеной, заслоняет обзор. Ощущение, будто все вокруг застилает густой вязкий туман, фары выключаются и отказывают тормоза.
Ощущение, будто умираешь.
Причем сегодня агония длится мучительно медленно, практически бесконечно, а завтра занимает одно мгновение.
Ощущение, будто жизнь пленена в огне стремительно догорающей спички.
Еще немного — конец. Но занавес падает и поднимается вновь.
Добро пожаловать, на сцену. Хоть вены режь, хоть вешайся — не поможет.
Хочется кричать, хочется выть. Хочется выпрыгнуть из собственной кожи. Вдруг сработает? Избавит от проклятья, разорвет порочный круг, уничтожит обжигающую спираль.
Вот только ничего не работает. Никакие кнопки, никакие педали, никакие рычаги. Ничего не избавляет от сосущей необратимости внутри.
Люди движутся, а я замираю на месте. Парализована и обесточена, совершаю хаотичные попытки освободиться по инерции.
Всякий раз труднее сбрасывать очередной входящий вызов от фон Вейганда, моментально удалять его же смс, не читая. Всякий раз искушение вонзает клыки глубже и беспощаднее. Всякий раз организм алчно требует дозу.
Начинаю понимать скрытое значение некоторых фраз.
Потому что я везде тебя достану. Потому что ты моя.
Смысл гораздо серьезнее, нежели кажется на первый взгляд.
Дело не во власти денег и не в могуществе миллиардерского влияния. Дело даже не в замашках прирожденного манипулятора. И уж конечно не в садистских наклонностях оригинального характера.
It’s about me. (Дело во мне самой.)
It’s about addiction. (Дело в зависимости.)
В жутком и пагубном, порой изматывающем, а порой окрыляющем чувстве, с которым я не способна совладать. В наркотике, который неумолимо поглощает энергию капля за каплей. В демоне, который преследует неотвратимо, не ведая усталости. В отражении, которое вижу на окровавленных осколках разбитого зеркала.
В моей любви.
Той, что обрушивается без дополнительного предупреждения. Той, что подстерегает за углом, словно вор в темном переулке, и стреляет без промаха, поражает прямо в сердце. Той, что дольше банального «на века», слаще пьянящего экстаза страсти, горше гнетущей боли утраты.
В той, которая настоящая.
Куда бежать, если это пропитало плоть? Где скрыться, если это льется по венам?
Нет мне ни спасения, ни покоя.
— Тварь я дрожащая или право имею? — сцепив зубы, отклоняю новый вызов.