Плохие девочки не плачут. Книга 3
Шрифт:
Ох, love sucks (любовь — отстой). И не спорьте.
Зато обсессивно-компульсивное расстройство рулит.
Одержимость рулит и выруливает, господа присяжные заседатели.
Вот наше всё. Вот куда следует стремиться.
Вот за…
— Лора, — мягко произносит фон Вейганд, ловит мой расфокусированный взгляд, вкрадчиво интересуется: — Ты как?
Понимаешь, когда твои руки на мне, я не соображаю. Совсем. Просто отключаюсь и плыву по течению. Отдаюсь чужой воле целиком и полностью. Растворяюсь.
Понимаешь, вроде бы не происходит ничего из ряда вон выходящего. Ничего необычного, ничего сверхъестественного. Ты относишь меня в ванную, включаешь воду, регулируешь напор и температуру. Ничего криминального. Никакой попытки соблазнить или возбудить. Просто купаешь свою игрушку. Обычные скользящие движения. Стандартный процесс омовения.
Понимаешь, моё тело горит, а мысли путаются. От этих банальных, лишённых подтекста прикосновений воспаляется кожа. Кажется, если поднести ко мне зажжённую спичку, я моментально вспыхну.
Понимаешь, в мире существует мало вещей, от которых никогда не сумею отказаться. Первая — слойка с ветчиной и сыром. Вторая — ты.
Понимаешь, я практически кончаю. Замираю в миллиметре от разрядки, возбуждённая до предела, буквально зависаю в накалённом добела пространстве.
Что со мной происходит? Где и когда я испортилась? Или никогда не была исправной?
Ты зря намыливаешь меня этим ароматным гелем для душа. Конечно, пахнет прикольно. Бананом. Словно детская жвачка. Но только я мечтаю пахнуть кое-чем другим.
Сексом. Табаком. Алкоголем.
Тобой, чёрт раздери.
Токсичный афродизиак. Нежный и ласковый. Такой, что вынимает душу на раз. Вынимает и вы*бывает.
Слушай, а почему ты до сих пор одет?
Застегнул брюки, поправил белоснежную рубашку. Типа и не намерен разоблачаться? Типа ни капли не желаешь присоединиться ко мне? Водичка сегодня отменная. Градус идеальный.
Реально не станешь купаться?
Ныряй. Я бы потерла тебе спинку. Интересно, здесь из гелей исключительно приторный бананчик или существуют варианты побрутальнее? К примеру:
«Fragrance From Hell». («Аромат из Преисподней».)
Пытай и расчленяй, сдирай кожу и сжигай дотла, заключай прибыльные контракты на крови. Ни одна грешница не устоит.
Fragrance by Lucifer (Парфюм от Люцифера), адже ви цього варті (ведь вы этого достойны).
Впрочем, фон Вейганд, благоухающий бананчиком, — тоже очень мило. Во истину райское наслаждение.
— Я в порядке, — с трудом выдавливаю скупой ответ, нервно облизываю искусанные губы и расплываюсь в дебильной улыбке.
Хочется курить.
— Точно? — в его голосе сквозит беспокойство.
Хочется дыма и ментола.
— Ну, — нервно кашляю.
Двойную порцию, пожалуйста. Сдачи не надо.
— Ну, я как
— Болит? — горячие пальцы медленно движутся вдоль позвоночника, замирают на самом пикантном месте.
— Нет, почти нет, — стремительно краснею, отвожу смущённый взор в сторону. — Но есть другая проблема.
— Что случилось? — не собирается прекращать допрос.
— Н-ничего, — осекаюсь, отчётливо представляю гвозди, которые вбиваются в гроб ныне усопшей добродетели, но это едва ли остановит меня на полдороге: — Давай повторим.
— Повторим — что? — насмешливо уточняет фон Вейганд.
— Всё, — нервно передёргиваю плечами.
— В смысле? — ухмыляется.
— В смысле трахни меня, — заявляю неожиданно резко. — Сделай это опять. Жёстко. Так, как тебе нравится.
— Eres divina, (Ты божественна,) — он смеётся.
Отключает воду, тянется за полотенцем, тщательно вытирает лихорадочно дрожащее тело. Вытирает досуха, уделяет внимание каждому участку трепещущей плоти.
— Me vuelves loco, (Сводишь меня с ума,) — шепчет чуть слышно, зарывается лицом во влажные пряди моих волос.
— Чего?! — восклицаю возмущённо. — Что это за язык такой?
— Язык моего сердца, — хмыкает.
— Говори по-человечески, — требую настойчиво. — По-русски. Или по-английски. Или хотя бы по-украински. Так у тебя тоже неплохо получается.
— Хочешь, чтобы я трахнул твою соблазнительную попочку? — шепчет на ухо, слегка покусывает шею, вынуждая покрываться мурашками.
— «Попочку»? — переспрашиваю с негодованием, поражённо любопытствую: — Где же ты набрался подобной мерзости? Возвращайся обратно в образ садиста, не рви шаблон.
— А что тогда порвать? — шлёпает игриво. — Аппетитный зад, который вечно нарывается на приключения?
— Что угодно, без разницы, не важно, — медлю и, наконец, решаюсь, выдыхаю опасное признание: — Хочу умереть под тобой.
Фон Вейганд едва ощутимо вздрагивает и отстраняется. Разрывает контакт на несколько кратких мгновений, чтобы в следующую секунду пронзить насквозь тяжёлым взглядом. Хищник смотрит на меня в упор. И невидимая шёлковая лента плотно обвивается вокруг горла, перекрывает доступ кислорода.
— Эгоистка, — его пальцы безжалостно впиваются в талию, намеренно причиняют боль, мягкое полотенце не способно облегчить мучения. — Вдруг я сам хочу под тобой умереть?
Отчаянно не хватает воздуха.
— Неужели? — голос срывается, прорезается непривычная хрипотца: — Никогда бы не подумала.
Зверь плотоядно скалится.
— Или на тебе? — обжигающе-горячий язык неторопливо обводит мои чуть приоткрытые уста. — Или в тебе?
— Давай, — мольба рвётся наружу. — Сделай это.