Плохие девочки не плачут. Книга 3
Шрифт:
Я всхлипываю.
— Ты не ответил.
— Ты знаешь ответ.
Мне еще никогда не было так холодно. Даже там, посреди кладбища. В снегу. Когда я была абсолютно голой. Даже там меня не сковывал такой лед.
— Ну так бери! — восклицаю яростно, разрываю наш тактильный контакт, нетерпеливо стягиваю халат. — Добей уже. Хватит ломать комедию. Тебе не идет роль романтика. Покажи свое истинное нутро.
Он не смотрит на обнаженную плоть.
Он взирает прямо в глаза.
И это хуже во сто крат.
—
— Я не захочу, — практически выплевываю. — Никогда! Слышишь? Никогда. Я лучше сдохну, чем лягу с тобой по доброй воле. Тебе придется убить меня. Иначе я не позволю к себе притронуться.
— Значит, я не возьму тебя никогда, — от его тона в жилах замерзает кровь.
Он поправляет мой халат.
Не касаясь кожи.
Не глядя.
— Я просто буду рядом, — бросает хрипло. — Буду твоим псом. Хочешь? Отдавай приказ, я сделаю все. Проверь меня.
Он издевается.
Как тогда.
Шутит.
Нет. Ни капли.
Я понимаю это.
По его взгляду. По голосу.
Он серьезен. Как никогда прежде.
Я обладаю смертоносным оружием.
И ничем хорошим это не закончится.
Я ощущаю головокружение.
Едва держусь в сознании.
Я как кошка. Отчаянно пытаюсь зацепиться за край. Но у меня нет когтей. А лапы скользят. Рано или поздно я сорвусь вниз.
— Что ты станешь делать, раз тр*хать нельзя? — спрашиваю сквозь судорожный выдох, нервно облизываю губы. — Зачем эта игра?
— Ты моя.
От короткого ответа внутри оживает клеймо.
Загорается с новой силой.
Душа растравлена.
Растревожена.
Распята.
— Уходи, — говорю глухо. — Я хочу остаться одна.
Он подчиняется.
Моментально.
Даже щелчок закрываемого замка не облегчает задачу. Не помогает поверить в реальность всего происходящего. Слишком явно данная сцена смахивает на галлюцинацию.
Я оглядываюсь.
Щипаю себя.
Больно.
Дожидаюсь, пока выровняется дыхание, возвращаюсь к зеркалу. Долго рассматриваю изувеченное тело. Стараюсь оценить трезво. Как бы со стороны. Пробую представить, будто в отражении не я. Постепенно привыкаю. Перестаю мелко дрожать.
Шрамы исчезнут после процедур. Синяки и гематомы сами сойдут.
Реабилитация проходит быстро.
Тело восстанавливается.
Кости срастаются.
А я — нет.
Я изменилась.
Надломилась.
Испортилась.
Я уже не вернусь.
Я не узнаю себя в зеркале.
Не узнаю собственные глаза.
Ощущение, будто постарела на десять лет. Минимум. Морщин нет. Просто выражение другое. Чужое.
Я теперь другая.
Я чужая.
Опираюсь о стену руками, ставлю ладони по обе стороны от зеркала, приближаю лицо к отражению практически вплотную.
Я чувствую его член.
До сих пор.
Везде.
Огромный. Твердый. Раскаленный.
Он вбивается внутрь, вколачивается, входит, как толстый деревянный кол, растягивает и распинает, распирает изнутри. Пульсирует, наливается кровью и сокрушительной силой. Выжигает огненные следы. Обжигает адским пламенем. Клеймит.
И фантомная боль охватывает тело.
Растекается под кожей.
Мучительно.
Медленно.
Наполняет до края.
Сильнее.
Еще.
Внутренности сводит тягучая судорога.
Я закусываю губу, чтобы сдержать дикий вопль. Лихорадочно сглатываю. Ощущаю четкий привкус крови. Я опять там. В ожившем ночном кошмаре.
Я вижу монстра.
Чудовище.
Я вижу себя.
Он что-то сделал со мной.
А может, я всегда была такой?
Безумной. Чокнутой. Одержимой.
Господи.
Боже мой.
Сползаю вниз. Стекаю. На кафельный пол. Сгибаюсь пополам. Сотрясаюсь в беззвучных рыданиях.
Это пройдет.
Это просто надо пережить.
Нет, нет, нет.
Нервно мотаю головой. Дрожу так, что зубы ударяются о зубы, лязгают. А глубоко внутри, под ребрами, печет, точно кислота разъедает нутро.
Я хочу его.
Жажду.
До сих пор.
Каждой клеткой.
Сквозь боль.
Даже помня о том, как он разрывал на части мою плоть. Как вгрызался в самую глубь с омерзительным хлюпающим звуком. Как пировал на освежеванной жертве.
Ничто не убивает это безумное желание.
Ничто не отрезвляет.
Ему не нужно брать меня.
Он и так внутри.
Всегда.
Глава 23.2
Фон Вейганд появляется в палате на следующее утро.
— Хватит фильмов. Я не стану ничего смотреть, — заявляю твердо. — Если только это не новый сезон «Игры престолов».
Он улыбается. Слабо. Едва заметно. А в моих ушах звучит его смех на кладбище. Тот жуткий хохот, от которого трясутся поджилки и стынут внутренности.
— В смысле? — запинаюсь. — Ты же не хочешь…
Ты хочешь.
И получаешь все.
Твоя власть безгранична.
— Нет, — медленно качаю головой. — Что — серьезно?
Фон Вейганд включает телевизор. Запускает новое кино. Отходит от экрана. Позволяет впиться голодным взглядом в первые кадры. Воистину исторический момент.
— Его же еще не сняли, — говорю медленно. — Ну, то есть не до конца отсняли все нужные сцены. Премьера назначена на апрель.
— Для тебя премьера сейчас, — произносит ровно.
— Это пиратская версия?
— Сама мне скажешь, — отвечает вкрадчиво. — Я не разбираюсь.