Плохие девочки не плачут. Книга 3
Шрифт:
Я оборачиваюсь. Назад. Взираю на замок. Небольшой. Не слишком роскошный. Но красивый, завораживающий, гордо хранящий печать старины. Судя по обновленному фасаду, недавно отреставрированный.
Я вспоминаю. Наконец.
Я была здесь. Да. Именно здесь.
Тогда. С моей мамой. И с испанцем. Рыдала по романтичному шефу-монтажнику. Не сумела предать дурацкую любовь, так и не отдалась другому мужчине.
Леденею изнутри.
А если бы… отдалась? Если бы переспала с тем парнем? Если бы приложила усилие воли, подарила свое тело иному мужчине? Если
Не простил бы. Никогда. Ни за что. Убил бы. Забил бы голыми руками. На куски бы порвал. Буквально.
Ох, он умеет. За гранью. И на грани. Знает толк в дьявольском наслаждении. В дичайшей боли. Прирожденный экзекутор. Настоящий мясник.
— Очень изобретательно, — горько усмехаюсь. — Твоя очередная манипуляция.
Фон Вейганд молчит. В черных глазах читается удивление, искреннее и неподдельное, застывает немой вопрос. Какая поразительная игра. Искусная. Мастер своего дела.
— Ну, ты специально привез меня сюда, — нервно передергиваю плечами. — Напомнить о той несостоявшейся измене. Намекнуть на неизбежное наказание в случае чего.
Подхожу к нему. Вплотную. Любуюсь каждой чертой лица. Помимо воли. Ласкаю взором рефлекторно.
Этот мир жесток. А проклятье вечно.
Он мой единственный. Всегда и во всем. Во веки веков. Беспристрастно. Объективно. И кто бы рядом ни оказался, вижу лишь этот горящий взгляд. Ухмылку. Оскал. Раз сомкнул клыки на горле, уже не отпустит.
— И вообще, я приезжала в Испанию, пытаясь забыть тебя навсегда, вырвать из сердца, из памяти, — губы сводит болезненная судорога. — Ничего не вышло. Значит, это судьба. Вот удобный повод освежить все. Посыпать раны солью. Чтоб не забывала.
Мертвая тишина.
Только волны бьются о берег да чайки вопят. Свежий морской ветер колышет пальмы, бередит кустарники. Галька звонко перекатывается под босыми ступнями.
Странное ощущение. Неясное. Призрачное. Неуловимое. Точно два абсолютно разных мира сливаются в единое целое.
— Скажи, — требую. — Я угадала?
— Дура, — хрипло говорит фон Вейганд.
— Что? — резко сокращаю дистанцию между нами, наматываю галстук на кулак, дергаю, вынуждая склониться вниз, опускаю до своего уровня. — Повтори.
— Дура ты, — от этого раскатистого рычания в жар бросает.
И я вдруг четко понимаю, как выгляжу со стороны. Маленькая глупая девочка ухватила громадного зверя за поводок. Держит жалкий ремешок тонкими, хрупкими пальцами. Смотрит прямо в зубастую пасть. Болтает без умолку, качает права, отстаивает истину. Однако про главное забывает. Как легко, как просто, как приятно будет перекусить ее глотку, разломать хребет на части, выдрать каждую кость, обглодать и выплюнуть.
Отшатываюсь. Отпускаю его. Отхожу на безопасное расстояние.
Безопасное. Серьезно? Разве такое существует в природе? Очень вряд ли. Он же везде достанет, настигнет и повалит, возьмет свое без долгих прелюдий. Изголодавшийся по крови хищник молниеносно след берет, чует добычу нутром.
— Давай, — хмыкаю. —
— Лгать не стану, — криво ухмыляется. — Выкупил.
— Ну, спасибо, — киваю. — А подвал там успел замутить? Или хотя бы цепи с кандалами? Коллекцию плетей и кнутов организовал? А как насчет дыбы и креста? Предлагаю пару излюбленных экспонатов поскорее перевезти. Чего тянуть-то?
— Я учту твои замечания, — выдает вкрадчиво.
— Конечно, — истерический смешок раздирает горло. — Иначе где будешь истязать меня за новые промахи? Вдруг опять со Стасом случайно пересекусь или свежее расследование устрою. Трудно будет наказывать без мрачного подземелья.
Вхожу в раж. Распаляюсь с каждым прошедшим мгновением. Теряю берега, окончательно и бесповоротно погрязаю в истерике. Совершаю отчаянный шаг в зияющую бездну. Про последствия не задумываюсь.
— Стоп, — нервно посмеиваюсь. — О чем это я? Ты же главное орудие за собой носишь. Если поблизости не найдется ни единого пыточного агрегата, используешь свой огромный член. На колени поставишь. Оттрахаешь, раздирая до крови. Сперва в рот. Потом в задницу. А дальше можно и поменять привычный порядок. Плевать. Не важно. Врачи же починят игрушку, быстро заштопают. Да?
Темные глаза впиваются в меня. Выжигают клеймо. Дико. Свирепо. Люто. Вынуждают замереть. Заткнуться.
Зверь наступает. Шаг. Еще шаг. Не прикасается, не дотрагивается. Просто нависает мрачной тенью, изучает плотоядным взором. Хищно скалится.
Так близко. Неотвратимо. Необратимо. Жутко. Аж мороз пробегает по коже.
Мне больно. До крика. До хрипоты. До судорог. От одного его присутствия рядом.
Животное. Монстр. Палач.
Беспощадный. Безжалостный.
Пусть не касается, пальцем не задевает, но держит мое сердце в руках, сдавливает, причиняя нестерпимые мучения.
Любить тебя страшно.
Больно. Ужасно. Невыносимо.
Но не любить и вовсе нельзя.
— Да, — шумно выдыхает фон Вейганд, опаляет жаром лицо, отнимает равновесие, отбирает опору, разрушает все.
Падаю. Оседаю на прохладные мелкие гладкие камни. Немею. Ничего толком не соображаю. Цепенею, застываю в ожидании неизбежного покарания.
Он раздевается. Быстро. Резко. Порывисто. Рваными движениями. Бешено. Будто срываясь с железной цепи, вырываясь из стальной клетки. Отбрасывает пиджак. Ослабляет галстук, сдирает и отшвыривает прочь. Сдергивает рубашку. Стягивает брюки.
Я отворачиваюсь. Как от удара. Как от пощечины. Щеки пылают. Я просто не в силах наблюдать.
Он голый. Нагой. Абсолютно.
Боже. Господи.
Я сама виновата. Сама его довела.
Бесполезно умолять.
Фон Вейганд склоняется надо мной, взирает прямо в глаза, душу в момент сковывает, пленяет за прочной решеткой. Сперва протягивает руку, точно желает накрыть ладонью плечо, но после отдергивает, будто обжигается. Качает головой, усмехается.
Содрогаюсь. Позвоночник напряженно выгибается, натягивается струной.