Плохие девочки
Шрифт:
Третье желание тоже обычно было: встретить принца на белом коне. Я писала его больше для проформы, так как не особенно верила в принцев. Впрочем, знакомство с Марленой заставило меня во многом пересмотреть свои стандарты. Иван Ольховский был, конечно, мечтой поэта, точнее поэтессы. Симпатичный, молодой, без вредных привычек драться или надираться до полусмерти по выходным, владелец собственной сети каких-то интернет-порталов. Не жалеет денег на жену, что уже делает его практически святым. В то время как Карасиков Стас выпиливал ей по кусочку мозга за каждое купленное платье, а Авенгин странный муж с татуировками
– Галь, ты что такая загадочная? – спросил меня Тимофей, глядя на меня из-под бороды и шапки Деда Мороза. – Не подавилась? По спине не постучать?
– С Новым годом! – кричали все вокруг. Телефон раскалился от обилия желающих поздравить нас или быть поздравленными. Звонила Марлена, кричала что-то про «светлое будущее» для всех, кроме Сухих. Звала в гости второго числа.
– Первого не могу, мы тут явно не сможем встать. У нас еще два ящика виски! – радостно поделилась она.
– Давай подарки! – кричали Сашкины дети, пытаясь сорвать с Тимофея камуфляж. Эля стояла и смотрела на Тимку с таким задумчивым видом, что я усомнилась, что в следующем году мне удастся ее снова как-то убедить в существовании волшебника с белой бородой.
– А кто прочитает стишок? – попытался кокетничать Тимка.
– А кому я могу и бороду подпалить? – спросил в ответ Серега, размахивая горящим бенгальским огнем. Тогда вмешалась Ольга, выстроила детей по росту и, кажется, по цвету волос, велела читать стихи и петь песни. Тимка еле дождался конца всей этой самодеятельности. А вот у Пашки никаких проблем не было. К моменту наступления Нового года он уже мирно спал на кресле в углу, убаюканный достаточным количеством алкоголя. И что самое обидное, его пьяный умиротворенный вид ничуть не раздражал Эльку. Я лично видела, как она стояла рядом с ним и гладила его по волосам. Вот что у детей в голове, мне скажите? В общем, Новый год удался. Мы даже ходили запускать фейерверк, но тут с нами случился конфуз.
Фейерверк у нас был один – большой, стоил, как три бака бензина для моей колымаги. Мы на него сильно рассчитывали. Он должен был всех поразить, должен был разукрасить небо какими-то мерцающими звездами и сиянием, бла-бла-бла. Нет, ничего не хочу сказать. Он сработал. Мы запускали его с детской площадки около моего дома, но даже тут нам пришлось минут двадцать ждать, чтобы освободилось более-менее пристойное место для нашего салюта. И пока мы ждали, поняли, насколько бледно смотримся на фоне остальных цветов и фонтанов огня, зажигающихся в небе.
– Ма-ам, а класиво! Класиво! – радовалась Элька, глядя на чужие фейерверки. А при залпах одного, в виде букета из огней и переливов, она начала скакать, хлопать в ладоши и визжать от восторга.
– Подожди, Элечка, сейчас и мы запустим свой, – заверил Тимка.
– Пожалуйста, – вежливо
– Бахни, бахни, давай! – кричали Серега и Вовочка хором. Потом наша коробка за три бака жидко бахнула, невысоко взлетела и немножечко поискрилась.
– И все-о?! – возмутилась Элька. А потом вдруг как-то насупилась и крикнула, показав пальцем на уходивших со двора прошлых «зажигающих». – Пусть лучше опять они, мам!
– Тише, Эля. Сейчас будут еще и другие, – шепнула я, и потом, честно растратив собственный скудный запас, мы еще целый час наслаждались тем, как роскошно, с выдумкой, а главное, исключительно дорого выкидывает в небо собственные деньги весь наш район. Тимка даже подошел ко мне и в какой-то особенно запоминающийся момент сказал:
– Эти вот звезды тысяч десять за один залп стоят, я знаю, я видел. Ужас, такие деньжищи!
– Хорошо, что не наши. Теперь я всегда буду просто ходить и смотреть, потому что мне в моей поликлинике на это не заработать, – хмыкнула я. Тимка подхватил Эльку на руки и помог ей рассмотреть салюты, загоравшиеся на горизонте. Он смеялся, и я подумала в который раз, что Тимка вообще-то классный. Особенно когда смеется. Сколько ему, интересно? Лет сорок? Может, даже меньше. Почему вот, скажите, такой хороший мужик и не женат. Впрочем, после его бывшей жены любой поостережется – будет дуть на воду.
Только к утру, изрядно пьяные и помятые, мы уложили спать всех ополоумевших детей, Тимка отправился домой выгуливать Каштана. Пашка спал в пьяном бреду, выбрав почему-то местом своей дислокации на сей раз ванну. Он свернулся в ней клубочком, лишив нас тем самым возможности помыть посуду. Так мы с Сашкой остались вдвоем на моей маленькой кухне с бутылкой «Бейлиса» на двоих – наконец-то все, как мы любим. И немного шоколадных конфет сверх того.
– Ты как? – спросила я, потому что такой молчаливой, такой подавленной я Сашку, кажется, вообще никогда не видела. – Как справляешься?
– Не знаю. Мне кажется, не очень, – голос звучал глухо, словно ей тяжело шевелить языком. Хотя это-то как раз не странно. После всего выпитого-съеденного.
– Ну, ты держись, – что может быть банальнее этого? С другой стороны, а что можно сказать в такой ситуации?
– Слушай, у тебя нет ничего покурить? – неожиданно спросила она. Вообще-то она не курит. Но, может, сейчас ей просто так тяжело?
– Я могу пойти обыскать Пашку.
– Ладно, не надо. Просто не знаю, куда себя девать.
– Да плюнь ты на всех. И вообще, мужики не стоят наших слез. Ничто не стоит, пока все живы-здоровы.
– Да я плюнула. Я, знаешь, его вообще уже, наверное, давно ненавидела. Просто так странно все. Гальчик, я же привыкла. И к перебранкам нашим, и к вопросам о деньгах, и к тому, чтобы готовить. И к храпу даже, оказывается, привыкла. Бесилась, ты не представляешь как, что он храпит. А вот теперь не могу заснуть.
– Нет, но как он мог! С твоей же подругой. Это же просто подлость! Ладно, я понимаю, когда любовь. Когда с ума сходишь от всей этой гормональной свистопляски. Хотя и это понять сложно. Живешь же с человеком, дети у вас, да? И вот так, с подругой! Просто таких надо расстреливать. Верно? – бушевала я. А Карасик вдруг посмотрела на меня и расплакалась.