Плохие девочки
Шрифт:
Они принялись лихорадочно прикидывать, солдата какого взвода могли слопать и даже не заметить его отсутствия. И что теперь делать, куда бежать, чтобы не получилось огромного скандала. Слово «каннибализм» в Советской армии так и витало в воздухе. Надо ли говорить, что папочку, по его собственным словам, вывернуло наизнанку трижды – он плохо переваривал младший воинский состав. Дальше вызвали повара. Смотрели ему в глаза, искали у него совесть. Тот побледнел и дал пояснения:
– Это свинья. Клянусь.
– Ага, – кивнул папа. – Свинья – дембель? Что ж, получается, что отстрелялась она. Верно?
– Правда – это свинья. Пацаны учились татушки делать. Ну, не на
– Боже мой! – рассказывал папа. – Вы не представляете, какое это было облегчение. Я потом месяцев пять мяса не мог есть. А вы говорите – наша мама. Даже мамина стряпня – ерунда. С ней я хотя бы уверен в ингредиентах.
Щенок есть мамину еду согласился, хоть и не без раздумий. Он минут пять стоял и с недоумением смотрел на миску с мамиными котлетами, которую мы поставили перед ним. Впрочем, появление сухого корма во многом облегчило участь Бублика. Он прожил в нашем доме почти пятнадцать лет, после чего счастливо умер в своей постели (вернее, в папиной) под наши общие рыдания. Карасик все пятнадцать лет считала Бублика своим, мы с ней вместе его выгуливали, она его дрессировала. Мы с ней были практически как сестры. Причем у меня была своя собственная, реальная сестра Олечка, но с ней я и близко не могу быть так откровенна, не могу рассчитывать на поддержку, а вот с Карасиком – могу. Ольга – она как явление природы, как стихийное бедствие. Рядом с ней лучше было не находиться, а то могло случайно зацепить и разорвать в клочья. Причем она была такой с самого момента, когда ее принесли из роддома.
С Карасиком у нас было взаимопонимание. Правда, Карасиком она перестала фактически являться, когда вышла замуж за Дробина. По паспорту она – Дробина, но для меня она навсегда так и осталась Карасиком.
– Девочки, я еще сделала салатик. От него точно не поправишься, он из сельдерея и тунца, – продолжала щебетать Марлена. Как же повезло ее мужу жениться на такой вот женщине. У него, наверное, карма хорошая, или он много старушек в детстве через дорогу перевел.
– Ой, ну что ты столько всего наготовила, – «возмутилась» я, хотя так бывало всегда, когда мы собирались у Марлены. Такая уж она была хозяйка. Это мне в ней и нравилось. Она была мой идеал. Мне вообще многое у них нравилось, в доме Ольховских. Во-первых, то, что это дом. Во-вторых, огромная, длинная, во всю стену, кухня с какими-то невероятными штучками-дрючками. В-третьих, большой, на восемь человек, обеденный стол. Я представляла, как вся семья Ольховских собирается за ним и ужинает, подвязавшись белоснежными накрахмаленными салфетками. Однажды я попыталась нарядить так же к ужину Эльку. Она в отместку перевернула на пол купленную мной к этому случаю супницу. Отмывали неделю.
– Ерунда. Вот твой кофе. Ну, рассказывай. Ты с ней говорила? – Марлена вручила мне изящную белую чашку и села напротив. В изящном шелковом платье, в тапках-туфлях с кожаными пряжками, с браслетами на тонких запястьях. Красивое, чуть подкрашенное лицо выражает обеспокоенность.
– Почти не говорила. Она была в таком состоянии…
– Могу себе представить, – вздохнула она.
– Ну и где их носит? Может, наберешь еще разок? – злилась Бася.
Конечно же, пока не придет Карасик, мы за стол не сядем. А тут такой торт, такой салатик. Еще и киш с чем-то там. Что за имя для еды – киш. Только голубей отгонять.
– Не отвечает.
– Позвони Авенге. Пусть кончает общаться с духами, сажает свою задницу в свой старый «мерс» и тащится сюда. Мы бы уже сто раз сами за
– Может, что-то случилось? – начала было волноваться Марлена, но в этот момент дом завибрировал, зазвонил мелодичным громким переливом и на экране видеодомофона появилось худое нетерпеливое лицо Люськи с традиционной сигаретой между зубов.
Мы побежали открывать двери. Авенга влетела в прихожую на третьей передаче, полы ее дубленки развевались, рыжие волосы тоже, сама она явно с трудом затормозила, а то бы так и кружила по холлу без остановки. Мы огляделись в недоумении.
– А… где Карась?
– Не поехала, – выпалила Авенга и сбросила дубленку на руки Марлены.
– Что? Но как это?
– Меня спрашиваете? – изумилась она. – Откуда я знаю.
– Интересная постановка вопроса, – Бася скривилась и развернула корму обратно в сторону масштабной Марлениной кухни. Я поплелась за ней. Авенга каким-то образом обогнала нас на повороте и плюхнулась на стул во главе стола. Марлена осталась в прихожей – вешать дубленку.
– Я зашла за ней, предложила ей навести на Сухих порчу, сказала, что мне еще надо будет заправиться по дороге. Бензин подорожал, черт знает что.
– Авенга, ты можешь говорить по порядку? – возмутилась я.
– А я как говорю? Бензин подорожал, а еще, говорят, будет акциз…
– Что она сказала? Она, Карасик?
– А она сказала, что очень извиняется, но не может никак поехать сегодня к Марлене.
– Но ты спросила хоть, почему?
– Конечно! – Авенга вытащила сигареты из своей странной сумки-торбы с росписью и вышивкой в каких-то символически-магических традициях.
– И что?
– Она сказала, что объяснит потом. Передала вам всем привет.
– Привет? – в полнейшем изумлении оцепенели мы.
– И еще передала печенюхи. Где же они? А, я в машине забыла, – Авенга дернулась, но все мы хором зашипели на нее, что, если она двинется с места, мы сами ее «попортим» так, что снимать порчу потом будет травматолог.
– Но как она могла не поехать? Мы же собрались тут из-за нее. Может, у Карасика травма? Может, надо к ней туда ехать? Она ничего не может с собой сделать? У нее же дети! Как она выглядела!
– На самом деле она выглядела… занятой. У меня было ощущение, что она вообще куда-то спешила. Слушайте, у кого-нибудь зажигалка есть? Я свою тоже, кажется, в машине забыла. Вы кофе пьете? Мне нальете? – Она говорила быстро, меняла тему молниеносно, постоянно забывала, что в доме Ольховских все равно не курят. Иногда у меня возникало такое ощущение, что Авенга – это экзотический дикий зверь, точнее зверек. Не то чтобы тигрица или леопард. Что-то вроде шиншиллы. Маленькая, верткая, издалека похожа на хорька, но приглядишься и увидишь странную своеобразную грацию. И шубы из них прекрасные. То есть есть в них что-то беззащитное, несмотря на все зубы и когти.
– Но ты что, просто так и ушла? – озадаченно допрашивала ее Бася.
– А что мне, курить у форточки, плеваться в мусоропровод? Чего мне было ждать? Так что, вам печенье нести?
– Так, надо срочно ехать ее спасать, – подвела итог Бася.
– Да? А вдруг ее вообще дома нет, – возразила Марлена, которой наверняка никуда ехать не хотелось.
– А вдруг она сейчас вены себе порежет? – нарисовала кровавый сценарий киношная Бася.
Вообще, надо сказать, у нее давно уже заметны следы профессиональной деформации. Если ты все время работаешь над дикими сюжетами, снимаешь бессмысленные пафосные ток-шоу про маньяков, брошенных женщин и банды подростков, то перестаешь отслеживать грань между реальностью и тупым телевизионным вымыслом.