Плохие Манеры
Шрифт:
Не может быть…
Это же…
Ладонь соскальзывает с моей руки и оказывается на моем животе, по которому начинает ласково вырисовывать узоры, а потом точно так же, как и в клубе, он впечатывает меня в себя.
Я издаю приглушенный вскрик, который открывает миру мое потрясение вместе с тягуче-разливающимся внизу живота возбуждением.
— Ты-ы… — нервно произношу, поворачивая голову влево, как и тогда. Его лицо так близко. Краска стыда заполняет всю меня, когда я опускаю глаза на его губы.
Я целовалась с ним. С ним. Это он прикасался ко мне
Ветрова нежно поворачивает меня к себе лицом и шепчет.
— Я же сказал, что найду того извращенца.
Мысли путаются и во мне борются самые противоречивые эмоции.
Коленкой в пах! — гудит в дальнем крыле сознания.
Мой первый поцелуй был с ним… — сладко растекается где-то вдалеке.
— Так что бей. Я заслужил.
Но я не могу. Одно дело — уверенно озвучить свою позицию, и совсем другое — воплотить ее в действие, когда он так близко, так смотрит и так крепко обнимает. У меня плавятся внутренности, и я непроизвольно крепко сжимаю его футболку.
— Ударь меня, пандочка. Ударь и скажи, что я невоспитанный дурак. — он наклоняется ближе. — Потому что я собираюсь поцеловать тебя снова.
32.3
Я упускаю возможность ударить. Она скользит мимо меня, растворяясь в накалившемся вокруг нас воздухе. Мы смотрим друг другу в глаза, и у меня стойкое ощущение, будто время остановилось, а мое сердце бьется где-то в ушах, и его грохот слишком очевиден в окружившей нас плотным кольцом тишине.
Руки непроизвольно крепче сжимают футболку Димы и, когда его лицо наклоняется ближе к моему, когда я ощущаю на коже его теплое дыхание, то ноги сами подаются вперед, и сдаваясь чему-то неизбежному, чему-то, что пугает и пьянит одновременно, я закрываю глаза.
Его губы нежно касаются моего рта, и этого оказывается достаточно, чтобы беспокойные мурашки начали вальсировать по моему телу.
Одной рукой он обнимает меня за талию, а вторая оказывается на затылке, и Ветров, нежно придерживая мою голову, неспешно углубляет поцелуй.
Низ живота разгорается пламенем, и мне начинает казаться, будто я медленно плавлюсь в его крепких руках.
На мучительную секунду Дима слегка отстраняется, но я не успеваю открыть глаза, не успеваю вернуть своим мыслям потерянную ясность, потому что его язык тут же ласково касается сначала моей нижней губы, затем дразнит и сводит с ума верхнюю, заставляя все мое тело дрожать в каком-то болезненном предвкушении. И наконец я получаю желаемое, когда он снова жадно проникает в мой рот.
Пламенно захватывает мои губы, отчего колени начинают подкашиваться. Голова превращается в сахарную вату. В венах разливается вязкий сироп. Сама не понимаю, как прижимаюсь к нему сильнее, запускаю пальцы в его темные волосы, задыхаюсь от сладостных ощущений.
Где-то на краю сознания, там, где мир все еще ходит по одному ему привычному кругу, слышу, как Ветров за моей спиной шуршит пакетиками чая и, судя по звукам, отодвигает все кружки и ложки в сторону.
Прервав наш поцелуй, поднимает меня за талию
— Подумал, так нам будет удобнее, — улыбаясь, произносит он чуть севшим голосом, а в меня будто проникает новая волна жара, стоит только встретиться с его помутневшим взглядом. Не успеваю понять, как он оказывается между моих ног, и, кажется, совершенно не отдаю отчета своим действия, сама спешно обнимаю его за шею и глажу руками жесткие волосы. Лишь чувствую огненные вспышки внизу живота, когда он шепчет:
— Иди ко мне, моя пандочка. — и наши губы встречаются вновь.
Ощущение, будто мы целуемся целую вечность, и все никак не можем насытиться. Вначале касаемся нежно и легко. Изучая, дразня и пробуя друг друга на вкус. Волнительно, головокружительно и сладко. А затем жадно, неудержимо, алчно. По телу проходятся электрические заряды. Меня охватывает дрожь, голова не слушается, сердце давно слетело с орбиты.
В какой-то момент Дима берет меня на руки и несет на диван. Сажает на свои колени, и мы снова продолжаем агрессивное знакомство наших губ. Они уже зудят от бесчисленной ласки, но остановиться слишком сложно. Моя кровь внутри полыхает огнем, и мне сложнее сдерживать те звуки, которые пытаются вырваться из горла.
Когда стон все же вылетает из моего рта, горячая мужская рука проникает мне под кофту, нежно скользит по моей спине, а затем подушечками пальцев вырисовывает затейливые узоры на моем животе, вызывая внутри меня настоящее буйство электрических зарядов.
Ладонь начинает ласково подниматься выше, и я смущена собственными противоречивыми мыслями, в которых так умело сплетаются желание и робость. Но несмотря на то, что меня пронзает острое наслаждение, когда его пальцы слегка сжимают мою потяжелевшую грудь, я взволнованно вздрагиваю.
Наш поцелуй прерывается. Мы отстраняемся друг от друга, и оба тяжело дышим, смотрим глаза в глаза. Его рука медленно опускает вниз и оказывается на мой талии. С одной стороны, мне очень хочется почувствовать прикосновение его пальцев снова, но с другой — это кажется слишком быстрым и…
— Не будем торопиться, да? — угадывая мои мысли, тихо спрашивает Ветров, и я смущенно киваю, испытывая двоякие чувства, облегчение и разочарование. Все же надо признать, во мне скрывается порочная натура… — Давай тогда поедим? — он быстро чмокает меня в губы, а затем усаживает на диван рядом с собой, а сам встает с места. — Скорее всего все уже остыло. Давай я заново поставлю чайник? И разогрею пиццу?
— Для меня не надо, — мотаю головой и густо краснею, потому что мои глаза останавливаются на его ширинке, а точнее — на его выпирающей плоти. — Я не люблю горячий чай. И у пиццы сейчас идеальная температура!
Он перехватывает мой взгляд и улыбается. Мне даже кажется, что слегка смущенно.
— Извини за вид, но утихомирить его сразу после поцелуев с тобой я не могу.
Сама не понимаю, что именно невразумительно шепчу, но быстро отворачиваюсь и хватаю кусок первой попавшейся пиццы. Оказывается, я голодна, просто зверски.