Плохие привычки
Шрифт:
ГЛАВА 26,
которая героя не коснется
— Волнуетесь?
— Да.
— Первый раз?
— Нет, я волновался и раньше.
Игорь вообще не реагировал на похлопывания, ноль эмоций, и даже внушительный пинок ногой его не разбудил.
«Может, коней двинул? — подумал Аркаша. —
Однако тело на кровати пошевелилось и, повернувшись, упало на пол вместе с пледом, жалобно застонав.
Освободившись от плена клетчатого одеяла, Игорь явил Аркашиному взору небритую рожу с синими мешками под глазами и ирокезом из грязных волос, любой панк с радостью отдал бы за такой что-нибудь дорогое и любимое.
— А… здорово, Грязный Гарри, — Аркаша подал другу руку, поднимая того с одноименного пола, напоминавшего весеннюю землю сразу после таяния снега.
— Здоровее видали, — Игорь принялся проверять пустые бутылки на наличие хоть какой-нибудь влаги. — Че надо?
— Тачка нужна вечером, на часок. А… твоя как, на ходу? — Аркаша спрашивал на всякий случай, ибо еще перед визитом заметил у дома старенькую желтую копейку Игоря.
— Нету у меня тачки. Продал… — это меняло ситуацию, Аркаша нахмурился:
— А… кому хоть продал?
— Да есть тут один… Нафаней кличут. Почти коллега твой — форточник. Молодой, правда, бестолковый. Но напор, как у «Белаза».
— А… мне нужны тачка и один человек за рулем. Ты в себя придешь часа за три-четыре?
— Если не похмелюсь, не приду. Если выпью, за руль не сяду, — описал порочный круг Грязный Гарри.
Аркаше это не подходило. Никого из посторонних в дело ввязывать не хотелось. А из Игоря толку действительно никакого в таком состоянии.
— А че за дело-то? — вывел его из мрачных размышлений довольный Гарри, обнаруживший под диваном треть бутылки паленой водки и тут же выливший это в один из тусклых стаканов.
— А… вещи надо взять из квартиры — это совсем недалеко, на площади Пасечников. А… угловой дом, старый.
— Много вещей? — Игорь выпил, крякнул и теперь рылся в пепельнице, ища окурок побогаче.
— Сколько получится, — Аркаша взглянул товарищу в глаза, и тот поперхнулся дымом.
— А, ну так бы сразу и говорил. Херня война — прорвемся. Нафаня мне услугу должен, я ему скажу, что корефан от бабы съезжает, шмотки забрать надо. Поставлю его на соседней улице с моим «Боливаром», то есть уже с его «Боливаром», а ты мне свистнешь, когда пора будет, я тебе помогу нести.
Такой вариант Аркашу устраивал. Конечно, если Нафаня не полный идиот, он просечет, откуда вещички, но тогда будет уже поздно. Да можно будет и что-нибудь из доли дать, чтоб не возмущался.
— А… лады, договаривайся иди. А я у тебя посплю пока чуток.
Когда Грязный Гарри, нацепив какую-то драную куртку, скрипнул входной дверью, Аркаша быстренько поставил хлипкую стремянку к антресолям, устроенным на крыше самостоятельно пристроенного в углу прихожей туалета. Крыша туалета была почти вдвое ниже 4-метрового потолка, но все пространство между ними было забито разнообразным хламом. На самом верху, за древним, еще не электрическим, утюгом и рассыпающейся в ржавый прах от одного прикосновения связкой всевозможных дверных ключей, Аркаша нащупал тяжелый целлофановый пакетик с промасленным тряпьем. Судя по количеству пыли, хозяину за последние два года не приходилось здесь
Освободив от тряпочных оков и спрятав волыну во внутренний карман куртки, Аркаша зашел в спальню, где царил такой же бардак, и осторожно прилег на продавленный матрац полуторки, весь в разводах посередине и дырках от кропалей по всей поверхности…
Серый не очень любил смотреть телевизор, а вот научно-популярной или художественной литературой зачитывался с младых ногтей. Правда, информация у него в голове особенно не задерживалась — если книга была объемной, ему смело можно было бы начинать читать ее заново сразу же после первого прочтения. Хотя пара фактов всегда усваивалась, но их выбор был абсолютно непредсказуем — например, сюжет известного романа Александра Дюма «Сорок пять» растворился без остатка через неделю после того, как была закрыта книга, зато Серый стал к месту и не к месту повторять почерпнутое оттуда выражение монаха Горанфло: «Равнение налево — то же самое, что равнение направо, с той разницей, что все делается как раз наоборот».
А легендарное творчество Бернарда Шоу навсегда впечаталось в его мозги коротким «Не пытайтесь жить вечно, у вас ничего не выйдет».
Серый знал Белого еще по спортивной молодости в «Трудовых резервах», где они вместе занимались классической борьбой. Белый тогда не был таким мастодонтом — впрочем, и хорошим борцом он тоже не был.
Серый легко побеждал на соревнованиях, добрался до КМС, но потом спохватились родители, с тренером состоялся неприятный разговор, и Сергей Калина перестал посещать тренировки. Причиной прекращения спортивной карьеры стала успеваемость в школе — точнее, ее полное отсутствие. За полгода Сергей наверстал упущенное, выровнял оценки, но в большой спорт не вернулся.
С Белым они снова пересеклись уже после службы в армии, когда оба оказались среди охранников «Колосов и А». Их частенько ставили на дежурство вместе — в дополнение друг к другу. Невысокий плотный Калина был хладнокровен и расчетлив, его было сложно вывести из себя.
А огромный Белый — тоже Сергей, по фамилии Белов, в любом конфликте стартовал стремительно, словно реактивный снаряд, и был столь же страшен в своей разрушительной силе.
Через три часа бдения Серый отложил огромную книгу, так и не почерпнув для себя ничего интересного — такое случалось редко. Обычно это означало, что выбор книги не оправдался и ни одной интересной мысли там не нашлось. Ему хотелось уже немного размять голосовые связки и о чем-нибудь поговорить.
— Белый, ты знаешь, что если бы ты положил в банк 1 цент под 4 % годовых в 1-й год от Рождества Христова, этот цент принес бы тебе к 1750 году золотой шар весом с Землю, а к 1999 году — 8200 таких шаров.
— Прикольно, — Белый отвечал, не сводя глаз с охраняемой двери. — Интересно, что же тогда никто не положил этот 1 цент под такой процент. Был бы сейчас уже императором Земли…
К двери подкатил «Брабус» Колосова, и Белый присвистнул — из утробы выбрался великолепный образчик племени красавиц, еще более ярко сияющий из-за какой-то с трудом сдерживаемой радости. Помахав ручкой шефу, дива отперла охраняемую квартиру, и ее исчезновение внутри сопровождалось грандиозным лязгом двух металлических тарелок дверного формата.