Плохие привычки

Горбов Анатолий Анатолиевич

Но я себе этого не позволил. Именно так определяется целеустремленность — когда ты идешь вперед, невзирая на отсутствие выходных дней, удобной обуви; не обращая внимания на мнение окружающих; не ища уважительных причин, чтобы остановиться; и несмотря на то, что ты уже вторую неделю мертв…

* * *

Киллер дядя Вова очень сильно огорчался, когда его называли Вован. Его близкие и знакомые об этом знали и так к нему не обращались. Ну, а те, кто рисковал именно этим словом обозначить коренастого заикающегося блондина лет пятидесяти, рисковали очень сильно. Потому что Вова хоть и не был вспыльчивым, зато обладал хорошей памятью, и она, в отличие от стандартной человеческой способности воспроизведения прошлого опыта, не стремилась со временем затереть негативные моменты из его жизни, своеобразно отретушировав былое.

Вова одинаково хорошо помнил и комплименты,

и оскорбления, и победы, и поражения. Правда, картины из его прошлого были всегда статичны, но запечатлевали, как правило, самый значимый момент волнующего события с лаконичными субтитрами.

Вот — давний снимок высокого разрешения, слегка обработанный сепией прожитых лет, когда дед взял его впервые на рыбалку и, мастерски насадив единственной рукой вертлявого червячка на крючок № 5–0,2-10, поплевывает на него. Надпись была примерно такая: «Даже если ты опытен и располагаешь хорошей оснасткой, поплевать никогда не помешает».

А вот воспоминание недельной давности: Гурон, опухший от трехдневной пьянки после удачного скачка [1] , лыбится и орет на весь кабак, брызжа слюной: «Вован, кореш!» Здесь надпись гораздо ворчливее и лаконичнее: «Замочу дэбила», — именно так, и никак иначе. Когда его в детстве пытались поправить, что правильно говорить не «пионэр», а пионер, Вова бычился и замыкался.

Из-за чего у него на постоянное место жительства устроилась такая настойчивая привязанность к «велосипэдам, крэмам и музэям», точно сказать не мог никто. Хотя вроде бы его однорукий дед — герой Великой Отечественной, умерший от последствий военных ран и дешевого портвейна, когда юному Вовке было 6 лет, произносил эти слова именно так. Дед очень любил внука, а внук — деда. И день, когда доброго старика не стало, был худшим в долгой (для такой профессии) жизни дяди Вовы…

1

Скачок — квартирная кража без предварительной подготовки.

Сегодняшнее воскресенье было для него рабочим. А это значило, что в это воскресенье с легкой руки дяди Вовы кто-то должен усопнуть. Подходя к адресу, он незаметно сплюнул трижды — но выглядело это так, будто он просто оглянулся через левое плечо. «Ну что за дуги [2] , все не как у людей», — поморщился Вова, глядя на торчащую чуть ли не в центре открытой всем ветрам площади Пасечников дверь нужной квартиры…

* * *

В ночь с субботы на воскресенье ударил мороз. Не сильный, но все же. Первый мороз за всю осень, когда до декабря осталось каких-то 10 дней. Странная осень.

2

Дуги — очень плохо.

Для того, чтобы не торчать дома, где даже стены напоминали об Ирине, я поехал навестить родителей, где и пробыл полдня. Там старался быть веселым и вовсю изображал, что ничего плохого не произошло. Трепался ни о чем, выслушивал многочисленные новости большого двора, где прошло мое детство. На вопросы об Ирине отвечал уклончиво, но полагаю, мама что-то заподозрила. Я плохой актер, поэтому, думаю, заподозрить меня было несложно.

Во время обеда и очередного маминого короткого рассказа о Ленке из четвертого подъезда я только и делал, что думал об Ирине Ериной и наших с ней бывших отношениях. В результате этих копаний вдруг отчетливо вспомнил, как однажды спросил у Ирки: «А как правильно пишется твое имя — Е-рина или И-рина?» — и она мне ответила: «Правильно — Кулешова!» После этого остатки моего настроения стремительно ухнули в прошлое, и я, насильно что-то дожевав, распрощался и уехал на Пасечников.

Плеер помог отвлечься по дороге, но минорную тональность не изменил. Я открыл дверь квартиры и лениво переступил порог — было ощущение, будто что-то забыл сделать. Ощущение, что не нужно заходить домой, а нужно побыть именно снаружи. Даже площадной ветерок потащил меня обратно вместе с дверью — но я оказался сильнее. Махнул рукой — если что-то действительно нужное, вспомню потом.

Джина видно не было, я разделся и нацепил гостевые тапочки, тут же прилипшие к ногам — похоже, они вчера пили «Бейлиз» вместе с Ириной. Такой десерт на ногах носить не хотелось и мыть тапки сейчас — тоже. Я в носках протопал в темную гостиную, щелкнул выключателем и пошел открывать форточку дальнего окна. Проходя мимо напольных курантов, которые Ира не стала забирать, я услышал слегка заикающийся, смутно знакомый басок:

— П-привет тебе от С-свина, —

я развернулся на голос, и мимо меня пролетела свинцовая оса, ранив «Густава Беккера» и заставив его жалобно звякнуть.

— Ёчики-м-маёчики, впичужили [3] заказик. Ты, что ли, К-Крашанок? — на меня с дивана смотрел дяденька в слесарной спецовке, серьезный, словно пушка в его руке.

Отчего-то вдруг мне стало понятно, что пуля досталась бедному «Беккеру», а не мне, именно потому, что я — Крашанок. А вовсе не из-за нетвердой руки или дефекта зрения заикающегося человека на диване.

3

Впичужить — обмануть, заставить поверить во что-то неверное.

— Ну? — вот когда понимаешь, сколько стоит последняя минута жизни. Я хотел заказать две и потолще. И потом повторить, продлить, влюбиться и жениться на этих продажных коротких шлюшках. Впрочем, я их уже любил и мысленно умолял не покидать меня…

— Не признал? — человек, каким-то образом узнавший меня, начинал проявлять неудовольствие.

У меня было два варианта — врать или врать изобретательно. Просто врать этому матерому волку было глупо — его серые глаза буравили меня не хуже банковского сканера сетчатки. Чтобы врать изобретательно, нужен был, как никогда, мой дар, но мы с этим слесарем револьверных станков не смотрели в одном направлении и не прикасались к одной и той же вещи. Я уже начал читать «Отче наш», старательно щипая себя левой рукой за собственный окорочок — в целях улучшения работы буксующего мозга — когда меня осенило…

ГЛАВА 33

Про чифирь на брудершафт с киллером

Гвозди бы делать из этих людей.

В мире бы стало гораздо гвоздей.

Из т/с «Агентство НЛС» (2001)

Точнее, меня одурманило специфичным ароматом пороховых газов.

Запах! Я блаженно улыбнулся и прикрыл глаза, втягивая результат сгорания великой выдумки древних китайцев и автоматически продолжая щипать бедную ногу. Запах исчез очень быстро, а вместо него мой мозг посетила звуковая комбинация без каких-либо интонаций, сложившаяся в несколько простых слов, спасших жизнь окончательно: «Дядю Вову не срисовал [4] . Будяк [5] какой-то. Валить [6] его и валить отсюда».

4

Срисовать — опознать кого-то (узнать).

5

Будяк — плохо, голимо, отстойно.

6

Валить — убивать, резать; уходить.

Прежде чем он приподнял гипертрофированное из-за глушителя дуло пистолета, я, все еще с улыбкой, промямлил:

— Дядя Вова? Да я тут шеро [7] недавно запятнал, сейчас и старшего дворника не признаю…

— А он мне т-туфту [8] толкал, что пациент — л-лох голимый, филки [9] з-захамничал [10] … — проворчал начало оправдательного приговора киллер.

Такого напряжения мозговых извилин я не испытывал ни на одном невыученном экзамене. Приходилось, пользуясь своими куцыми знаниями фени, одновременно переводить «с» и тут же «на». Из-за этого я тормозил с ответами, и дядя Вова окончательно уверился в том, что голову я поранил существенно, причем в самом уязвимом месте.

7

Шеро — голова.

8

Туфта — в т. ч. мошенничество, подделка, ложь.

9

Филки — деньги.

10

Захамничать — не отдать взятые в долг деньги или вещи; не отдать проигранное.