Плохие слова
Шрифт:
— Серега! А ты… возмужал.
На лице жены удивление, ребенок выглядывает с испугом. Сергей Петрович небрит, помят и довольно пьян.
— Ну, проходи, чего стоишь.
— Спасибо, Вов. Да я так, на часок.
— Пойдем, пойдем. У нас пельмени знаешь какие? На столе пара быстрых салатов, дачные овощи, закуски и местная водка.
— Ну, за встречу!
Сергей Петрович жадно опрокидывает рюмку, Вовка взглядом провожает его движение.
— А я слышал, что ты в банке…
— Был. Все пошло прахом, сейчас расскажу. Жена
— Лапусик, поди помоги мне.
Пельмени и впрямь отличные. Даже в хороших ресторанах почему-то не выходят настоящие домашние пельмени.
— Вовка, тут такое дело. Поставили меня на деньги. Убьют, без шуток. Собираю вот, кто сколько даст.
— Серега, мы люди небогатые, сам видишь. И дал бы, да нечего.
— Вов, всех уже обобрал. Немного осталось. Ну, хотя бы пятьсот, а? Убьют ведь. Дочку уже во дворе встречали, папе просили передать привет.
— Серега, ну… триста, — на лице друга — мгновенная сделка с совестью. — Все, что есть. Подожди.
На кухне сдавленно шипит жена, Вовка повышает голос, выносит и подает веером три бумажки.
— Вов, я отдам, клянусь.
— Ладно, по возможности.
— Отдам, не беспокойся. И — поеду я. Да, телефон мой запиши. Нет, там давно уже не живу, новый запиши.
Телефон, разумеется, неправильный. Вовка закрывает дверь и вздыхает. А что делать? Вдруг и правда убьют, всю жизнь будешь помнить, не простишь себе. Так хоть что-то.
Сергей Петрович трясется обратно в пустом вагоне. Теперь можно и расслабиться, выпить портвейна, вспомнить глупую молодость. Только в таких вот городишках и остался настоящий гадючный портвейн.
Проходящий наряд милиции смотрит на Сергея Петровича с подозрением.
На вокзале Сергей Петрович немного задерживается и обводит медленным взглядом площадь. Многоликий вокзальный сброд одновременно спешит, бездельничает, плачет и спит.
Домой Сергей Петрович возвращается поздно. Здороваясь, соседка задерживает на нем взгляд.
В квартире душно, пахнет помойным ведром.
Сергей Петрович достал из холодильника и расставил по комнатам оставшиеся бутылки, сделал пару кругов от водки к красному и пиву, затем вышел на балкон.
Достал из кармана триста долларов, порвал их пополам, еще пополам и еще, насколько было возможно. Размахнулся и бросил горсть обрывков.
— Все. Пора спать.
По дороге в спальню Сергей Петрович приложился к «Гжелке» и, не раздеваясь, завалился на убранную кровать.
В момент пробуждения Сергею Петровичу дискомфортно, он никак не может понять отчего. Наконец, с трудом приподнимает голову.
— Э, брат, да ты обоссался!
И действительно, брюки мокрые, а на покрывале широко расплылись желтоватые разводы.
Сергей Петрович, кряхтя, откатился в
Пятно под ним большое, запах соответствующий.
— Отлично, — сказал Сергей Петрович. — На второй день уже обоссался.
Кухня уставлена грязной посудой. Холодильник пустой, немного водки осталось на столике в спальне. Сергей Петрович взболтнул бутылку и, запрокинув голову, вылил в себя остатки. После чего подошел к зеркалу и долго рассматривал свое отражение, слегка поворачивая голову из стороны в сторону.
Оплывшее лицо неопределенного цвета, щетина, красные глаза слезятся.
Сергей Петрович почесался и вспомнил вчерашнюю соседку. Как посмотрела, старая корова. Какое твое дело? Но вообще-то с таким лицом светиться не следует, а в мокрых штанах тем более.
Сергей Петрович снова смотрит в зеркало, и на лице его — удовлетворение.
— Хорош гусь, — говорит он и вдыхает запах своего немытого тела.
На завтрак есть кусок колбасы. Можно приготовить яичницу, но лень.
Сергей Петрович вспоминает вчерашние пельмени и улыбается. Что, Вовка, попал на триста баксов? Попал, голубчик. Вряд ли они у тебя последние, но для тебя это деньги, несомненно.
Сергей Петрович плюнул на пол колбасной шкуркой, включил и выключил телевизор.
Снова вспомнилась соседка. Сергей Петрович с раздражением пнул табуретку.
Прихватив коробку спичек, тихо вышел из квартиры и спустился на первый этаж. Здесь он, стараясь не шуметь, стал зажигать спички и бросать в почтовые ящики. Спички ломались и падали на пол. Третий или четвертый ящик успешно загорелся, за ним еще один. Сергей Петрович спешил, стараясь поджечь как можно больше. Нужно брать сразу две или три спички, тогда получается наверняка. Пылающие ящики весело затрещали, дым растекся по лестничной площадке.
Щелкнул замок в подъезде, Сергей Петрович чиркнул последними спичками и через две ступеньки метнулся вверх по лестнице.
Снизу послышались голоса. Сергей Петрович вызвал лифт с третьего этажа и, нервно посмеиваясь, скрылся в квартире.
Спиртного не осталось совсем. Сергей Петрович заскучал, стал наугад набирать телефонные номера и молчать в трубку. Несколько раз попадался телефон с определителем, тогда Сергей Петрович просил кого-нибудь позвать и извинялся. Потом Сергей Петрович придумал мрачно говорить «ваш ребенок у нас» и тут же класть трубку.
Из пустых бутылок ему удалось нацедить в стакан граммов пятьдесят прокисшего ерша.
Сергей Петрович выпил и сел на диван.
— Засиделся я. Пора на волю.
Сергей Петрович обвел взглядом комнату и наткнулся на маленькую иконку Божьей Матери. Иконка появилась, когда у дочки обнаружилась астма, но толку от нее не было никакого: болезнь развивалась, требовала постоянного лечения и регулярных поездок к морю.
Сергей Петрович подошел к образку и хмуро сказал:
— Ну и что? Твое какое дело?