Плохо быть мной

Найман Михаил

Стальной, с легким испанским акцентом, женский голос на том конце, интонациями так напоминающий запись на автоответчике, что удивляешься, как он может поддерживать беседу.

— Вы записали номер автобуса, на котором ехали, и номер того, что в вас врезался?

— Не успел.

— Ничем вам не можем помочь, сэр.

— Но вы должны помочь мне! У меня перед глазами два счета, почти на две тысячи долларов, и у меня нет ни страховки, ни денег их оплатить. И вообще, я здесь пострадавший! И вы говорите, что не можете помочь?

— Вы

не снабжаете нас необходимой информацией, сэр. Все, что я могу сказать, — это что у вас есть акцент. Не хочу показаться расисткой, но мы часто получаем звонки, где люди с сильным акцентом пытаются нас обмануть с выгодой для себя. Я не собираюсь утверждать, что вы нелегальный эмигрант или вымогатель. Просто таких у нас вполне достаточно.

— Когда я приехал в эту страну, офицер на паспортном контроле спросил меня, не прилетел ли я сюда совращать маленьких детей. Так что от вас я ожидал услышать что-нибудь похлеще…

Мы одновременно хлопнули трубками.

* * *

— Почему ты не пришел? — мой польский дантист очень мной недоволен.

— Вот, я у вас.

— Ты должен был быть у меня неделю назад. Когда пациент регулярно меня посещает, я начинаю воспринимать это как доверительные отношения. Такая у меня философия. Пациент, который не приходит в назначенное время, — предатель.

— Я, между прочим, расхлебываю последствия моей поездки к вам.

Я сказал это и в тот же момент понял, что все это время винил во всем дантиста. Я рассказал ему историю с аварией. Какое-то время он сидел молча.

— С какой стороны, ты говоришь, у тебя выпал зуб? — спросил он как бы невзначай.

— С правой.

— А автобус въехал в тебя?

— С правой стороны… Неужели вы думаете?..

— Мы можем сделать деньги, — произнес доктор Каневский с той опустошенностью, какая бывает у людей, когда они набрели на клад с драгоценностями.

За этот визит он не взял с меня никаких денег.

А сейчас мы с ним жмемся друг к другу и оглядываемся по сторонам в районе манхэттенских небоскребов на тридцатых улицах, словно семейство эмигрантов из Восточной Европы. Я на него за это зол. Идем через проходную высотного здания. Я уверен, что нас не пропустят. Охранник в синей униформе, с пистолетом, смотрит на экраны. Обычные смертные, проходящие мимо, его не интересуют.

Сидим с доктором в просторном холле, типичные представители социалистического блока. Откуда-то из Польши. Или из России. Доктор Каневский этого нисколько не стесняется. По-моему, ему так даже удобнее. А мне хочется сбежать. Наконец называют наши фамилии. Я никогда не видел, чтобы адвокат походил на акулу капитализма так буквально.

— Я ознакомился с вашими бумагами, мистер Найман, — из нас двоих мистер Гордон безошибочно останавливает свой взгляд на мне. — Как вы считаете, во сколько примерно можно оценить нанесенный

ущерб? — переводит он взгляд на доктора.

Каневский, устремив глаза в потолок, глубокомысленно шевелит губами и загибает пальцы.

— Зуб треснул, нужно ставить новый, — бубнит он. — Пострадала и вся челюсть. Скорее всего, придется делать весь рот. Потом еще и моральный ущерб… Десять тысяч долларов, — смотрит он на адвоката.

— Десять тысяч долларов, — повторил, не моргнув глазом, мистер Гордон и что-то записал. — Мы можем подать на госпиталь в суд за непрофессиональное обращение с пациентом, — склонился он над бумагами. — Можете рассчитывать на много большую сумму, господа.

— Прекрасно. — Доктор Каневский встал со своего стула. — Признаться, не ожидал! — Он потер от удовольствия руки.

Я понуро шел из кабинета за моим дантистом. Уже который раз ввязываюсь во что-то не по своей воле. Все потому, что мне гораздо тяжелее сказать «нет». На что еще я готов пойти, потому что не в силах отказать? Убийство?

* * *

— Алло, Крейг? У меня нет работы. Второй день не выхожу из дома. Денег впритык, хватает только заплатить хозяйке за следующий месяц.

— Следующий месяц? Думаю, с этим можно будет разобраться. У меня сейчас как раз…

Он ждал меня возле моего дома. Было около восьми вечера.

— Залезай, — позвал из машины.

Мы остановились в районе двадцатых. Перед тем как выйти, Крейг тяжело облокотился на руль и впервые посмотрел мне в глаза. Взглядом на редкость мрачным.

— Здесь живет Андре, — сказал он. — Он тебе поможет. Андре любит помогать людям.

— Социальный работник?

— Наркоделец.

Мы с Крейгом поднимаемся на лифте. Дом старый — еще не заходя в квартиры, знаешь, что они маленькие. Крейг нажимает кнопку звонка. С той стороны мы слышим приближающийся четкий стук женских каблуков.

— Может, не надо? — безвольно спрашиваю Крейга.

Хозяйка квартиры открыла дверь так быстро, что мы толком ее не увидели. Женский силуэт, промелькнувший мимо нас, потом стук захлопывающейся двери в соседнюю комнату. Нам осталось эхо от каблуков и запах духов, который я знал наизусть, поскольку Полина пользовалась такими же. Мертвая тишина наводит на мысли об ином мире.

— Это ты, Крейг? — раздался с кухни преувеличенно жизнерадостный голос человека, не сомневающегося, что если его голос и сам он хоть на секунду перестанут быть счастливыми, это будет глубоко-глубоко неправильно.

— Это я, Андре, — ответил Крейг так угрюмо, будто веселье человека на кухне вызвало у него приступ уныния и несло в себе опасность.

— Мишель! — грохнул на всю квартиру обладатель голоса, — покажи моим гостям путь в кухню!

— Все нормально, Андре, — вяло откликнулся Крейг. — Зачем беспокоить Мишель, когда до кухни полтора шага?