Плохо быть мной

Найман Михаил

Девушка сказала, что настоящих руд-боев в этом районе практически нет, одни фальшивки, и что такой способ курения марихуаны здесь мало распространен. Я сказал, что все это ерунда, и единственная причина, почему я завел весь разговор, — это чтобы сравнить ее с кубинской девушкой, они славятся своей красотой. Она спросила: я что, не вижу, что она блондинка. Я признал, что просто хотел сказать ей приятное. Она подняла на меня глаза из-за конторки и спросила, не хочу ли я записать номер ее телефона. Я ответил, что мой автобус уезжает через полчаса, но я все

равно с удовольствием запишу номер ее телефона. Она сказала, что через три часа заканчивает работу, а следующая смена у нее только через два дня. Сказала так, будто это была фраза из другого разговора — совсем не того, что мы вели с ней последние десять минут. Я ответил, что через три часа буду, наверное, уже в ста милях отсюда.

— Понятно, — тихо произнесла девушка. Ничуть не обиделась, просто сказала «понятно» — мне понравилось.

Я сказал, что пора, и пожелал ей всего хорошего.

— Не опоздай на автобус, — сказала она напоследок, и мне показалось, что меня что-то ждет там, куда я еду.

Четыре тридцать после полудня. Я все еще на площади перед торговым центром и рассказываю об Амстердаме. Мой слушатель — шестнадцатилетний парнишка в панаме, которую в Нью-Йорке даже безработный не позволил бы себе включить в гардероб. Слушатель из разряда необычайно благодарных. Постоянно восторгается.

— Потрясающе, — говорит он. — Чтобы марихуану можно было вот так курить у всех на виду! У нас здесь ее тоже полно. Но чтобы зайти в магазин и купить! А стрип-клубы там небось вообще искать не надо? Они там, наверное, на каждом шагу. У нас всего один стрип-бар рядом с городом. Моя сестра хотела в него устроиться, но ее не приняли. Сказали, что у нее такое выражение лица, когда она танцует, что всех зрителей будет посещать чувство вины. Там бы ее, наверное, без разговоров приняли?

— Приняли бы. Но с лицом надо что-то делать. Там у них не столько стрип-клубы, как пип-шоу. Заходишь в кабинку, опускаешь монету, сколько в игральный автомат, открывается окошко и перед тобой танцует танцовщица.

— Она тебя видит?

— Видит. Мой друг рассказывал, что когда он туда вошел, она через какое-то время перестала танцевать и на него заорала: «Вы, англичане, такие скучные! Никогда мне не подыгрываете, когда я танцую! Все люди как люди — занимаются делом, а вы просто сидите и смотрите на меня, будто пришли в музей! Из других стран выказывают мне тем самым уважение, а вы меня совсем ни во что не ставите! Недаром про вас говорят, что вы самая чопорная нация в мире!»

Парень преклоняется перед моими познаниями:

— Какой ты сведущий! Так интересно! Вот где она, жизнь! А я ошиваюсь возле этого молла с рождения.

Мимо нас проносится джип на неимоверно высоких колесах, оттуда грохочет жесткая тяжелая музыка.

— Козлы! Называют себя гангстерами. Если есть пушка, то одна на всех, и та осталась от чьего-нибудь дедушки. Слушай, а в квартале красных фонарей ты был?

— Был. Я туда ходил с группой шотландцев. Они нажирались таблеток, шли в квартал и наперебой: «Посмотри

на эту! Я бы с этой!».

— И ты тоже?

— Я больше специализировался по эстетической части. Все время обвинял их в плохом вкусе. Один раз они мне, правда, сказали: «Хватит из себя умного строить, мы тебя угощаем. Покупаем тебе любую. Раз уж у тебя такой замечательный вкус».

— А ты?

Я поднял голову и увидел, как скрывается за поворотом мой автобус. Я вскочил и завопил:

— Мой транспорт! Ушел без меня! Мой багаж!

Тот тоже встал. Он был собран. Его лицо просветлело.

— Если ты называешь это трагедией, ты не знаешь, что значит полчаса слушать истории об Амстердаме, а потом оглянуться и увидеть вокруг себя вот эту площадь и торговый центр. Идем.

Мы подошли к тому самому джипу, который только что проехал мимо нас.

— Крис, — сказал мой новый друг парню за рулем, в татуировках, с длинными бакенбардами и усами. — Это Миша из России. Потрясающе интересный парень. Пропустил свой автобус. Если бы он здесь остался, он стал бы украшением нашего города. С другой стороны, мне его жалко. Так что не подведи.

Крис приглашающе повел головой, и я прыгнул на сиденье.

— Я чувствую, что стал чуть-чуть лучше, — сказал мне на прощание парень в панаме.

Думаю, джип развил скорость под двести километров до того, как выехал из города. Крис вилял между машинами, как за пультом компьютерный игры.

— Куда, ты говоришь, едет твой автобус? В Русскую школу! — оживился он. — Я отец-одиночка. — Только сейчас я заметил на заднем сиденье маленькую неслышную девочку с бантом. — Поможешь мне выписать жену из России? Я слышал о русских женах много хорошего. — Голос у него был высоким и нежным, по всем признакам исходил не от отца-одиночки, а от матери. — Американские девицы совсем обнаглели. Про русских говорят, что они все еще исполняют супружеские обязанности. Отличные матери и жены, а в постели вообще. — Он обернулся на дочку. — Поговоришь с кем надо?

— Поговорю, — ответил я, хотя не имел ни малейшего представления, с кем должен говорить и что сказать. Главное, не представлял себе, какая девушка позарится на Криса. Но разочаровывать его не хотелось.

— Вот он! — заорал Крис.

Впереди шел мой автобус.

— Погуди ему.

— Зачем? — Он нажал на газ, проскочил мимо автобуса, тормознул и остановился.

Автобус со скрежетом затормозил в каких-нибудь двух метрах от машины. Водитель открыл дверь и заорал:

— С ума сошел?

Крис подошел к автобусу и стал бить кулаком по капоту.

— Оставил человека одного на дороге! — визжал он своим тоненьким голоском. — Это подло! Человек без средства передвижения в этой стране не человек, а калека! Восточный экспресс уехал без Эркюля Пуаро! — ни с того ни с сего добавил он. — Кто будет вас спасать, когда вы вляпаетесь?

Водитель испугался Криса, но не испугался меня. Наоборот. Он был до того против моей вторичной посадки, что встал в дверях и преградил мне путь.