Площадь павших борцов

Пикуль Валентин Саввич

Во время беседы журналисты пытались мысленно обрядить Рокоссовского в халат врача, в мантию ученого, даже в спецовку инженера. "Ничего у нас не вышло из этого, - признавались они потом.
– Все эти профессии никак не сливались с ним".

Рокоссовский тогда еще не знал Паулюса, будущего своего противника, и, конечно, не мог знать того документа, который Паулюс составил как бы для своего личного пользования, а теперь прятал его от чужих глаз в своем сейфе, не желая оказаться пророком. Паулюс писал, что все рассуждения ОКБ и ОКХ о выборе направления на Москву "могут,

очевидно, иметь лишь теоретическое значение... продемонстрированная в ходе войны Советским Союзом мощь - в самом широком смысле этого слова - доказывает, что это (наступление) является нашим глубоким заблуждением".

Если это так, то признаем за истину, что Паулюс, предсказывая катастрофу вермахта под Москвой, был умен так же, как был умен и наш Рокоссовский, убежденный в поражении немцев под Москвой. Это противники, но достойные один другого...

2. Роммель: наступать назад!

Паулюс, довольно оглядев себя в зеркало, тщательно проверил белизну манжет и вдел в них новые лучезарные запонки, которые получил в этот день в дар от любимой Коко.

– Наш "мерседес" у подъезда, - сказала она.

Усаживаясь в машину возле шофера, Паулюс произнес лишь одно короткое слово: "Тэпфер!" Этот интимный ресторан еще со времен кайзера Вильгельма II считался прибежищем аристократии, и Паулюс до женитьбы не мечтал бывать в нем. Теперь же здесь свободно расположились генералы, влиятельные партайгеноссе и гестаповцы - сыновья мясников, лудильщиков кастрюль, извозчиков и почтальонов. Среди таковых Паулюс высмотрел и начальника уголовной полиции третьего рейха - генерала Артура Нёбе.

– Хайль! Я вас давно не видел, Нёбе.

– Неудивительно, - отвечал тот.
– Я околачивался в России. Кстати, побывал и в вашей шестой армии.

– Как там поживает весельчак Рейхенау?

– Именно в его шестой армии я проинструктировал саперов, как надо мастерить виселицы.

Нёбе уставил Паулюса совиные глаза.

– На этот раз мы не проиграем войну, - произнес он.
– На этот раз мы развалимся с таким треском, который будет услышан даже пингвинами в Антарктиде. Они там пукнут и спляшут фокстрот.

– Кто из вас преувеличивает?
– деликатно спросил Паулюс.
– Вы сами, Нёбе, или то вино, которое забурлило в вас?

Генерал-уголовник безнадежно махнул рукой:

– Уж вы-то ...генеральштаблеры! Кому, как не вам, надо бы знать, что даже фельдмаршал Рундштедт считает дальнейшее продвижение в России опасным для вермахта.

– Извещен. Да, его штабы более склонны к обороне...

Адъютант Фельгиббеля только к ночи (самолетом) доставил из Риги корзину свежих благоухающих марципанов, которым безумно обрадовались жены гостей. Множество свечей дымно оплывали над праздничным тортом. В углублении ниши итальянский посол, генерал Альфиери, скромно ужинал с радиокомментатором Гансом Фриче Паулюс пригласил к вальсу молодую цветущую Шарлотту, которая до замужества с фон Браухичем тоже не мечтала попасть под своды "Тэпфера", где дипломаты сидели в ряд с шарлатанами, а полководцы угощали шампанским мастеров пытошного дела.

– Как я вам благодарна, -

шепнула Шарлотта.

– За что, дорогая?
– удивился Паулюс.

Глаза женщины были наполнены слезами.

– Мой бедный Вальтер опять скандалил с фюрером, и об этом стало известно, потому никто не решается говорить с мужем, и никто, кроме вас, не пригласил меня танцевать... Это какой-то ужас! Неужели Вальтеру грозит отставка?

Когда Паулюс, вальсируя, приблизился к нише, занятой Альфиери, посол Муссолини сделал ему знак рукой, что хочет поговорить наедине. Этот разговор состоялся.

– Мы, конечно, благодарны вам, что вы, немцы, учли теплолюбив итальянцев и не отправили их мерзнуть в Карелию, но... Как оправдать наши потери под Кременчугом?

– Не так уж они велики, - отвечал Паулюс.
– Клейст использовал итальянский корпус, когда в русских дивизиях, уже разгромленных им, четко определилась тенденция к отходу.

– Наш народ чересчур экспансивен, и теперь я не знаю, как эти потери на путях к Полтаве отразятся на настроениях Италии, где уже заметно опасное брожение.

Паулюс привел в ответ французскую поговорку:

– На войне как на войне... Кстати, я слышал, что Клейст не всегда находит общий тон с вашим генералом Мессе.

– Возможно, - парировал Альфиери.
– Так же и наш Итало Гарибольди не находит общего языка с вашим задирою Роммелем. Французы правы: на войне как на войне. Не потому ли ваше командование отказывает в продовольствии нашим солдатам, ссылаясь на то, что немецкие солдаты кормятся за счет русского населения? Поймите нас, Паулюс, мы ведь следуем во втором эшелоне - следом за вами, и появляемся в районах, где уже нет ни одной курицы - одни только кошки и собаки... Вы знаете такое русское слово "кошкодав"?

– Впервые слышу. Сейчас справлюсь у зятя, барона Кутченбаха, он знаток русского языка.

– Не надо зятя. Русские прозвали "кошкодавами" прославленных берсальеров, наших заслуженных членов партии... Они побили все рекорды по удушению кошек в Донбассе!

Когда вернулись домой, жена проявила ревность:

– О чем ты шептался с Шарлоттой фон Браухич?

– Она скулила...
– пояснил Паулюс.
– Но я не сказал ей всей правды. Положение ее мужа сейчас трудное. Если же Браухич будет удален, тогда покинет ОКХ и мой Франц Гальдер... между ними такая договоренность!

– Кто же виноват в гневе фюрера?

– Русские! Они уже столько насыпали песку в буксы нашего вермахта, что теперь Гитлер явно ищет козла отпущения, чтобы загнать его в пустыню ради искупления собственных грехов.

– Господи, как хорошо, что это тебя не касается, впрочем, - быстро сообразила Коко, - "если Франца Гальдера задвинут за шкаф, то... не ты ли, Фриди, займешь его место?

Паулюс невольно подивился женской интуиции.

– Я бы этого не хотел, - честно ответил он.
– Обстановка на фронте осложняется, бешенство ефрейтора может коснуться и меня. Стоит русским нажать посильнее и... Я очень хочу выспаться, - вдруг сказал Паулюс. Разве ты сама не видишь, Коко, в каком дурном состоянии я нахожусь все эти дни?..