Площадь павших борцов

Пикуль Валентин Саввич

Не стану дурачить газетами вас

И прочей учебной тоскою.

Скажу я: "Народ! Лососины нет,

Так будь же доволен трескою...

Но гестапо, никогда не снимавшее руки с пульса народных настроений, уже 4 августа отметило, что в Германии воцарилось уныние:

"Высказываются мнения, что кампания (на Востоке) развивается не так, как это можно ожидать на основании сводок... складывается впечатление, что русские располагают громадным количеством вооружения и техники, их сопротивление усиливается".

Доклад от 4 сентября гласил:

"Граждане рейха высказывают недовольство тем, что военные действия на Восточном

фронте сильно затянулись, среди населения много разговоров о потерях. Миллионы немецких женщин опустили траурный флер с полей своих модных шляпок..."

Нервный шок панцер-генералов после появления Т-34 еще не миновал, но вскоре пришло время удивляться и Герингу, считавшему люфтваффе лучшей авиацией в мире. У русских вдруг обнаружился какой-то странный самолет Ил-2 (Ильюшин), в который немецкие асы вколачивали весь боезапас, его лупили слева и справа, ловчились дать очередь снизу, долбали сверху, от этого самолета отлетали громадные куски, но он продолжал лететь как ни в чем не бывало... Маршал авиации Вольфрам фон Рихтгофен, наблюдая за этим чудом, взывал к своим пилотам в эфир:

– Эй, сопляки! Почему вы его не сбили?

Ответ поразил Рихтгофена в самое сердце:

– Этого ежа даже в задницу не укусишь, а со стороны морды с ним лучше не связываться...

Русские наловчились отбиваться от германских танков бутылками с горючей смесью, которую немецкие солдаты прозвали "молотовским коктейлем". Боже, какие только бутылки не летели тогда в немецкие танки - и водочные, и пивные, из-под нарзана и доппель-кюммеля - и весь этот крепчайший "коктейль" в первое время здорово выручал русских, ибо (как не вспомнить Кулика!) с противотанковой артиллерией у нас было неважно. И уж совсем неожиданно для вермахта однажды что-то провыло в ночных небесах, и начался... ад: это заработали реактивные "катюши", за их стонущие вопли прозванные немцами "сталинскими органами". Первое впечатление от этих "органов" было таково, что бежали в разные стороны не только немцы, но и наши солдаты, которых - опять-таки ради секретности!
– командование не предупредило о появлении нового оружия.

Один немецкий полковник, на себе испытав воздействие этой "музыки", уже в плену, весь в обгорелых ошметках, почти оглохший, полупомешанный, кричал на допросе в нашем штабе:

– Я солдат и смерти я не боюсь! Можете расстрелять меня. Но я не могу умереть, не увидев прежде это чудовище... Вы сначала покажите мне его, а потом и расстреливайте!

Гитлер, узнав о целой серии этих "новинок" на русском фронте, был отчасти тоже шокирован, а сложный вопрос о массовом производстве зубных щеток в СССР сразу перестал его волновать. В разговоре с Альфредом Йодлем он как-то спросил:

– Интересно, что еще могут изобрести эти варвары?

Йодль ответил фюреру, что, судя по всему, вермахту зимы не миновать, а в арсеналах России издавна затаилось могучее и страшное оружие, способное решать стратегические задачи.

– Не пугайте меня, Йодль, что вы имеете в виду?

– Мой фюрер, это страшилище... валенки.

– Вы шутите, Йодль?

– Шучу. Но мне вспомнилось, что в армии Наполеона уцелели лишь те шутники, которые обзавелись валенками...

Кейтель вмешался в разговор, сказав, что валенок не понадобится, ибо зимой вермахт будет топить печки в московских квартирах, зато страшнее морозов русское бездорожье...

– Грязи обычно там по колено, но иногда и до пояса...

Этот

разговор возник неспроста. Вермахт обслуживали 400 000 автомашин, собранных со всех стран Европы, и не все марки были пригодны для русских условий. "Оппель-блицы" имели низкую посадку. Созданные для езды по асфальту, в России они садились на брюхо. "Пежо" еще как-то барахтались на наших проселках, штабные "бенцы" и "мерседесы" буксовали в необозримых лужах, санитарные "магирусы" для вывоза раненых опрокидывались, хорошо проходили только дизельные "бюссинги"... Об этом же заговорил и Паулюс при встрече с генералом Фельгиббелемз

– С транспортом ужасно! Колеса на русском фронте обматывают цепями, а где нет цепей, их обкручивают веревками. Наконец, от шин остаются лохмотья, а где Германия отыщет столько резины? Остался лишь эрзац "буна", но его производство обходится нам дороже, нежели покупка чистого каучука... У тебя что, Эрих?

Фельгиббель сказал, что его радиоперехват подтвердился:

– Сталин все-таки прогнал Буденного с Юго-Западного направления, заместив его из "Центра" маршалом Тимошенко.

– Мой зять барон Кутченбах недавно сообщил мне русскую поговорку: что в лоб, что по лбу - одинаково... Эта рокировка Сталину не поможет.
– Паулюс огорошил приятеля другой новостью.
– Генерал Шоберт, командующий войсками в Крыму, посадил свой "физелер-шторх" прямо на минное поле и разорван в куски. Теперь на штурм Севастополя мы переставляем Манштейна из группы фон Лееба, что бьется под Ленинградом.
– Паулюс с улыбкой напомнил Фельгиббелю о своем дне рождения 23 сентября.
– Встретимся, как всегда, в старом уютном "Тэпфере". Не забывай, Эрих, что моя Коко всегда любила с тобой танцевать.

– С меня коробка марципанов, - обещал Фельгиббель.

Эрих Фельгиббель был яростным ненавистником Гитлера, но с Паулюсом всегда оставался откровенен, считая его порядочным человеком, и сейчас, рассказав очередной анекдот о фюрере, генерал от радиоперехвата выслушал признание Паулюса.

– Вот!
– показал Паулюс на сейф в глубине кабинета.
– Я уже заложил туда свой проспект о том, что ожидает вермахт в России. С ним ознакомлен только Франц Гальдер. Но он велел мне спрятать его подальше и никому не показывать... Мой план "Барбаросса" был хорош лишь до того момента, пока армия наступала, совершенствуя методы танковых "ножниц". Но план, мною составленный, учитывал только начальный и обязательно победный вариант войны, а теперь, когда выяснилось, что блицкриг не выкатил нас на меридиан Архангельск - Астрахань, план "Барбаросса" стал бумажкой, а впереди вермахт ожидает затяжная война...

В это время (или чуть позже) из инспекционной поездки по Восточному фронту вернулся генерал Артур Нёбе, начальник уголовной полиции, который по долгу службы был связан с гестапо. Вот именно в гестапо и были зафиксированы его вещие слова: "Мы не только проиграем войну. На сей раз мы потерпим настоящее военное поражение - в этом у меня нет никаких сомнений..." Оба они, и Фельгиббель и этот Нёбе думали одинаково, что спасти Германию сейчас может только одно: если Гитлер найдет отмычки к сердцу Сталина, чтобы с ним примириться. И это даже странно, ибо 7 октября 1941 года Сталин, - не постыдившись присутствия Г. К. Жукова, - нервно указывал Лаврентию, чтобы его агентура нащупала способы установить условия мира с Германией.