Площадка
Шрифт:
— Анечка, что случилось?
Она повернулась ко мне. Губы ее подрагивали. Она сдерживалась изо всех сил, чтобы не расплакаться.
— Почему получается так? — с каким-то даже вызовом спросила она.
— Как?
— Почему идет дождь, почему никто не думает о том, как его остановить?
Я завел машину, сделал звук магнитолы тише, переключился на первую передачу и нажал на педаль газа. Машина тронулась, а наш диалог продолжился.
— Может быть, потому, что это кому-то нужно? Может быть, потому что дождь — это завеса, скрывающая
— Но дождь же меняет людей.
— Да, меняет, делает их безвольными идолопоклонниками, но что можем мы? Разве что найти причину того и, возможно, повернуть процесс вспять. Однако самый главный вопрос: почему не поменялись вы и я?
Машина вынырнула на трассу, и я переключился на четвертую скорость. Весь этот разговор был каким-то спонтанным. Но, может быть, именно такой разговор и нужен был мне.
— Все просто: мы ведь с вами не попадали под дождь.
— Ну, не совсем так.
— Как?
— Честно сказать, я не просто попадал под дождь, а даже его пил.
У Ани от удивления высохли слезы.
— Вы просто ненормальный! Объясните мне, зачем вы подвергали себя такому риску?
— Понимаете, Анечка, я ведь ученый. Я сопоставил все факты и риски и понял, что дело не в дожде, — точнее, в дожде, но не в осадках. Все данные, которые мы систематически получали в результате исследований дождевой воды, не давали никаких новых результатов. Будто бы мы все время делали один и то же образец. Но фокус в том, что это можно было понять только после систематических многомесячных исследований.
— И что это значит?
— Все просто — это не настоящий дождь, а искусственный.
— Как искусственный? Разве такое возможно?
— Видимо, да. Другого объяснения быть не может. Я долго не мог понять, что так сильно смущает меня в полученных данных, потому что сравнивал наши результаты, но совершенно не уделял внимания сравнению и динамике осадков в других регионах с проливными дождями…
— И что вы там увидели?
— Понимаете, тут такое дело. В атмосфере содержатся различные ионы. Когда начинается дождь, эти ионы связываются с водой, и их концентрация в атмосфере уменьшается…
— Хорошо, но при чем тут дождь?
— Хитрость заключается в том, что чем больше будет идти дождь, тем меньше ионов останется в атмосфере.
— И что из этого следует?
— Состав осадков при продолжительных дождях должен меняться, а концентрация ионов в дождевой воде — уменьшаться, потому что в атмосфере она как раз из-за дождя-то и уменьшается. В нашем случае этого не происходит уже сто девяносто восьмой день, а значит — дождь искусственного происхождения.
— Мне непонятно, что вы измеряли: содержание ионов в воздухе или в дождевой воде?
— Анечка, вы это тоже измеряли, на вольтамперметре, помните? Содержание ионов в растениях
— Да, помню, просто я думала, что измеряла содержание ионов в воде, чтобы понять, сколько переходит в растения.
— Да, и для этого тоже. Просто понимаете, никто не разрешил бы мне переводить реактивы и тратить их на изучение осадков, вот и пришлось, как всегда, выкручиваться.
— Хорошо, но тогда ведь получается, что вода с неба вообще никак не реагирует на ионы воздуха?
— Вода не реагирует, а если долго идет дождь, то ионов в воздухе становится меньше, а значит, и в осадках меньше. Но в осадках количество ионов не уменьшается, значит, вода уже содержит ионы, а такого не может быть.
— Допустим, дождь искусственный, но он же все равно должен реагировать с ионами воздуха?
— Да, конечно, вначале так и должно было быть, но только вот при длительных непрекращающихся осадках концентрация ионов в воздухе уменьшается, их практически нет, потому что дождь все ионы забрал.
— Ну а, может быть, можно это как-то по-другому объяснить?
— Другого объяснения быть не может… Хотя… Нет, конечно, оно существует, но является результатом большого количества допущений, а значит, не может быть верным.
— Хорошо, а все-таки какое еще объяснение могло бы быть?
— Например, наши пробы кто-то подменял, поэтому содержание ионов практически не менялось.
И как только я озвучил эту мысль, мне стало очевидно, что, пока я не побываю на нашем цитрогипсовом огороде и лично не отберу пробы, эту гипотезу отметать нельзя.
— Что случилось? — спросила Аня, видя, как я включаю правый поворот.
— Надо позвонить Валере, чтобы он завтра был на работе и никуда не уехал.
— Зачем нам к нему, ведь еще не подошло время?
— Именно поэтому нам и нужно к нему завтра. Впрочем, завтра ведь не рабочий день, так что я могу съездить и сам.
— Можно я поеду с вами?
У меня не было ни одной причины, чтобы отказать ей в этой просьбе, я и согласился, не догадываясь, к каким последствиям это приведет.
На часах было около четырех. Котовский не брал трубку. Конечно, там очень плохая связь, да и к тому же уже конец рабочего дня, так что, несмотря на мое неимоверное желание отправиться туда, я решил перенести все на завтра. Котовский всегда перезванивал, и поэтому договориться о приезде не должно было стать проблемой.
Автомобиль плавно вышел с остановки на траекторию к нашему НИИ. Дождь ненавязчиво постукивал по корпусу автомобиля, и фоном ко всему этому была вторая симфония Бородина. Звучали аккорды арфы, имитирующие перебор гусельных струн. После нескольких тактов, интонируемых кларнетом, вступает валторна, но ненадолго. Спокойствие нарушается, и в музыке начинает ощущаться угроза.
— И что мы будем делать? — спросила Аня.
— В каком смысле?
— Как мы будем искать, где находится источник дождя и что вызывает у людей состояние подавленности?