Плоскость морали
Шрифт:
— Да. Сколько у вас человек?
Младший Нальянов вздохнул, плечи его понуро поникли.
— Вообще-то, считая тайных агентов, до чёрта, но на совещаниях по обыскам шесть человек. Но это едва ли кто из высших чинов, — скривил он губы, — я скорее отца заподозрю. Это, вероятнее всего, пользующийся доверием кого-то из них мелкий прихвостень, — убито предположил Валериан. — Из исполнителей — трое, Каримов, Зборовский и Чаянов. Это мои люди. — Его лицо зримо потемнело. Да, братец, что и говорить, огорчил его. Ох, огорчил.
Некоторое
— Если тебе нужен мой совет, Валье, — пригубив вина, продолжил Юлиан, — то начни с трупа Вергольда. Его пора обнаружить. — Валериан кивнул, соглашаясь. — Дальше — похороны, кто-то из этой шелухи неминуемо там мелькнёт, сердце чует. Одновременно проследи путь бумаг с датами обысков. Подсунь ложную бумагу с ложными датами, посмотри — где и через кого всплывёт? Тюфяк и Художник пусть настороже будут.
Валериан кивнул — эти мысли пришли уже и в его голову.
— А ты… ты не мог бы сам взяться за эту Ванду? Я-то официально в уголовном ведомстве, да и убийство Мейснер надо закончить — репортёришки каждый день досаждают.
— Не знаю, подумаю. Париж, в принципе, пока подождёт.
Валериан улыбнулся. То, что брат готов был помочь — снимало большое бремя с души. Ведь рассказанное Юлианом потому и отяготило, что совпало с его собственными подозрениями, и опереться в такую минуту на того, кому беззаветно веришь — было большим облегчением.
— А что девица? — поинтересовался он, — попка и в самом деле круглая?
— Обыкновенная мечтательная дурочка, — не отвечая на последнюю реплику брата, махнул рукой Юлиан, — я дал ей денег и посоветовал убраться из Питера. Сумеет — её счастье.
— А нет ли резона…
— Сделать из неё наблюдателя? — подхватил, усмехнувшись, Юлиан и покачал головой, — нет, девка недалёкая, несмотря на блудную жизнь, довольно чистенькая. Ни ума, ни воли, оттого и ищет идеалов. Впрочем, сила бабская, она, Валерочка, в дурости и свершается, так что ничего страшного. Но осведомитель дураком быть не должен. Я на неё и гривенника не поставлю.
Младший Нальянов усмехнулся и подозвал официанта, попросив подать счёт.
— Нам пора, отец ждёт. Он так верит в тебя, — Валериан кинул быстрый взгляд на брата, — когда ты прислал записку, он подумал, что ты не сумел выполнить поручение Дрентельна. Расстроился. Не будем держать его в этом нелестном для тебя заблуждении. Поехали.
— Он ещё на Фонтанке? — Юлиан открыл портмоне, оплатил счёт и добавил чаевые.
— Нет, ждёт дома. Надо все обсудить.
Глава 6. Дурные кладбищенские впечатления господина Дибича
Похороны — единственное светское мероприятие, на которое можно прийти без приглашения.
Случайный визит Дибича к Шевандиным в поисках
Дни в Питере, на которые он рассчитывал как на дни беззаботного отдыха, текли вяло и по большей части бессмысленно. Он мечтал о великих стихах, точнее, совершенных и бессмертных, что замыкают мысль в строгий неразрывный круг, но после той встречи с Еленой в Варшаве он больше не чувствовал вдохновения.
Тут в зале особняка на Троицкой, где Дибич просматривал утренние газеты, раздался звонок. Андрей Данилович скривился. Кого это чёрт принёс? Оказалось — Павлушу Левашова, его бывшего сокурсника.
— О, Андрэ, — с порога пробасил Павлуша, — не появись ты у Шевандиных, я подумал бы, что ты ещё в Варшаве.
— Рад тебя видеть, Поль, — проинформировал Дибич Левашова и тут же, поняв по едва сдерживаемому Павлушей дыханию, что что-то случилось, спросил, — есть новости?
— Представь себе, — томно скосил вбок глаза Левашов, падая в кресло и кривя губы распутной улыбкой. — Помнишь Митеньку Вергольда? Химика?
— Помню, — разговаривая с Левашовым, Дибич старался не тратить лишних слов.
— Завтра похороны, — сообщил Павлуша и, судя по голосу, он отнюдь не был преисполнен скорби. — Представь, ставил какой-то дурацкий опыт — ну и взорвался. Причём, что взорвалось — непонятно! Ростоцкий, старая полицейская крыса, сказал, что-то там нечисто, а Элен Климентьева, племянница Белецкого, от сестры Митькиной узнала, что лицо покойничка опалено до черноты, пытались отмыть — какое там! Да и нашли его, почитай, на третий день. Вонь… Короче, отпевание в соборе на Преображенской завтра в одиннадцать. Похоронят на Волковом, за Лиговским. Придёшь?
— Не знаю, — Дибич достаточно убедительно изобразил скуку и равнодушие.
— Ну, смотри, дело, конечно, твоё. Я-то вынужден, в родстве мы с ним, — и Павлуша, торопясь обежать знакомых с интересной новостью, исчез.
Имя Елены, как с неудовольствием убедился Дибич, снова взволновало его. Он, подумав, решил пойти на отпевание, благо, делать всё равно было нечего, и тут же отдал распоряжение Викентию приготовить на завтра уместные для похорон тёмный сюртук и шляпу.
Самого Дмитрия Вергольда Дибич помнил: в студенческие времена тот часто горланил на сходках что-то революционное. Но Дибич не любил сходки стадной и нетерпимой студенческой толпы: студенты-радикалы полагали всех мыслящих иначе тупицами и подлецами, с ними было просто неинтересно..