Плоть и серебро
Шрифт:
Еще три дня назад в каждом дне не хватало часов. Теперь в каждом часе было слишком много дней. Минуты ползут медленно, если ты один и почти трезв. Любое отвлечение приветствуется с радостью.
Марши встал, с иронией отметив, что визит к Кулаку обещает быть кульминацией дня.
— Как я рад вас видеть… дорогой мой доктор, — прохрипел Кулак, глядя на Марши с выражением, которое должно было сойти за дружелюбную улыбку. Такая улыбка была у Мрачного Потрошителя.
— Конечно… я должен быть рад… возможности… видеть
У Марши сработала внутренняя защита. Он положил руку на клавиатуру, но пока не стал подсоединяться к системам медкровати.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он, сказав себе, что надо следить за своими действиями.
Кулак что-то задумал. Тонкие синевато-серые губы старика отползли, открывая острые белые зубы.
— Наверное, так… как выгляжу.
Марши оставил это вступление без внимания.
— Где-нибудь болит?
Нейронное поле, создаваемое кристаллами Шмидта, должно было подавлять наиболее сильную боль, но при раке формы V рассчитывать на это нельзя. Конечно, Кулак заслужил любые страдания, запретив медицинскую помощь своим бывшим подданным только потому, что ему было приятно слышать их мольбы об исцелении. Несомненно, такая жестокость должна быть отомщена.
— Действительно ли моя боль… вас беспокоит? Или она… кажется вам… справедливой? — мило поинтересовался Кулак, будто читая мысли Марши. — Что бы вы сделали… если бы я сказал… что умираю от муки?
Самый безопасный образ действий был игнорировать первые два вопроса и ответить на третий буквально.
— Я бы увеличил анестезирующее поле до аварийных значений. Если бы этого оказалось мало, я бы держал вас полностью в поле сна, поскольку у меня кончились супераспирин, синдорфины и параопиаты.
Легкий кивок.
— Как я и думал. — Мерзкая улыбка стала шире. — Я не испытываю боли… которую не мог бы терпеть. Ваши планы… не будут нарушены… моим нездоровьем.
Марши чуть было не спросил его, что он имеет в виду, но в последний момент спохватился. Кулак его во что-то хитро заманивал, как хищное растение заманивает муху. И потому он ничего не сказал.
— Какие планы… спросите вы? — просипел Кулак, уронив голос до конспиративного шепота. — Что я… спрятал? Какие парольные фразы… и ключевые коды это откроют? Могу… вам сказать. — Тень пожатия плеч. — Могу не сказать. От вас… зависит.
Он поднял глаза в ожидании, довольный сам собой.
Ну вот, приступили к делу, — мрачно подумал Марши, не удивленный тем, что Кулак знает о его целях и хочет использовать это к собственной выгоде. Но это был не характерный прямой подход. Конечно, когда имеешь дело с Кулаком, самая опасная ловушка — это та, которой не видишь. Наверняка она должна быть, может быть, уже у самых его ног. И одно неверное слово может заставить ее захлопнуться.
Марши смотрел на Кулака, изо всех сил стараясь сохранить бесстрастное и безразличное выражение лица. Через секунду старик кивнул и улыбнулся.
— Вы
Кулак освободил его от напряжения, глянув в сторону. Марши подавил вздох облегчения. Но эта маленькая победа казалась ему пустой. Кулак работал с ним в лайковых перчатках, в этом он был уверен. Но зачем?
— Мы были… друзьями, — спокойно сказал Кулак, подчеркнув слово «друзья» саркастической усмешкой. — Только очень… недолго. И вы… не глупец. Вас учили… наблюдать… и делать выводы… на основе… этих наблюдений. — Он снова повернулся к Марши, который лишь напряженно ждал, когда Кулак перейдет к делу.
— Сделали ли вы вывод, — прошептал Кулак, — о том… что движет мною?
Марши смотрел на старика, зная, что на его лице можно прочесть удивление. И потому заставил себя улыбнуться.
— Вы психопат, — ответил он небрежно, зная, что Кулак потребует для себя оговорки в этом определении. Если они должны играть в игры, пусть тот будет защищающейся стороной.
Разумеется, Кулак поморщился и покачал головой.
— Это клише… бессмысленное описание… и при этом… весьма нелестное. — Он поднял руку, погрозил костлявым пальцем. — Перестаньте притворяться глупым. Это вам… не идет.
Эгоизм? — Марши должен был признать, что ему любопытно, что же двигало Кулаком. Он был преступным безумцем, но это не значит, что у него не было какой-то логической основы — как угодно вывернутой — для своих действий.
— Ближе… но слишком расплывчато… не конкретный мотив.
— Любовь? — Ему пришлось не дать затянуть себя в эту игру, не дать заставить себя давать ответы, которых добивался Кулак.
Гнойного цвета глаза прищурились.
— Превосходно! Как я уже говорил… вы способный ученик. Вы учитесь. Используйте же то… что вы узнали. Вы считаете… что я веду вас… в какую-то западню?
Это не был вопрос.
— А это не так? — парировал Марши.
— Точно вы будете знать… только если поймете… мои мотивы. Ха-а-а-а.
От смеха Кулака по спине поползли мурашки, но Марши знал, что сумел уравнять позицию.
Если бы еще знать, в какой игре, черт ее побери.
Кулак склонил голову набок.
— Без сомнения… вы уже… связались с Ананке. Как там… наши дорогие друзья?
— Никто не сказал, что ему вас недостает.
Гримаса, передразнивающая разочарование.
— После всего… что я для них… делал. Какая неблагодарность. Как же они там вообще… обойдутся… без нас?
Марши фыркнул:
— Отлично обходятся. Вы им нужны, как чума. Необходимая медицинская помощь уже в пути, так что и без меня они тоже обойдутся.
Он посмотрел на часы, решая, не пора ли кончать визит. Ничего конкретного он из этого психопата не вытянул, зато и сам не провалился по уши в трясину. Кроме того, было время выпить честно заработанный стаканчик.
Булькающий смешок вернул его внимание резко, как пощечина.