Плоть и серебро
Шрифт:
Сперва он поставил бутылку рядом с бутылкой физраствора в диспенсере медкойки — точно такую же, только янтарного цвета. Прикосновение к панели наполнило питьевую трубку жидким золотом. Потом он присоединил трубку к мундштуку, до которого Кулак мог дотянуться поворотом головы.
— Готово! — объявил он жизнерадостно, когда выпрямился. — Глотните, старина! — Он взял свой стакан и приподнял. — Будьте общительны. У нас счастливый час, и я угощаю.
Кулак наблюдал за всем этим процессом с каменным
— Что это? — прохрипел он.
— Фебанский скотч. — Марши пожал плечами. — Не так хорош, как выпивка, которую вы прятали у себя на Ананке, но несравненно лучше переработанной мочи, которую вливает вам этот диспенсер.
Гнойного цвета глаза Кулака оценивающие прищурились.
— Почему?
— Ну, видите ли, во-первых, это настоящий солод, и выдержан в настоящих деревянных бочках, доставленных аж с самой Земли. Во-вторых…
— Тихо! — прошипел старик. — Я спрашиваю, почему… вы мне… это принесли.
— Извините. — Марши отпил глоток, причмокну, губами. — Я хотел, чтобы вы мне помогли отпраздновать великий день, когда я бросил бросать пить.
Медленно опустились и поднялись веки — информация воспринята и обработана.
— Почему вы решили… снова стать… никчемным пьяницей?
— Такой талант, как мой, нельзя губить зазря, — ответил Марши, хихикнув.
Кулак смотрел на него в упор.
— Ваши шутки… забавляют… только вас. Или вы боитесь… мне сказать?
Марши пожал плечами, улыбка его скривилась в гримасу.
— Может быть. Не знаю. — Он дернул подбородком в сторону Кулака. — Вы такой ужасно умный, может, вы мне скажете?
— Все… — шепнул Кулак. — Все распадается.
Марши уронил голову на грудь.
— Да, вы правы. Джон Хален не может расколоть ваши файлы, а я не могу расколоть вас. Ночью звонил Сал Бофанза. Он в бегах. Медуправление хочет прибрать к рукам институт и наштамповать нас побольше. Они еще что-то задумали, и я понятия не имею что. Ангел начала вести себя странно, и я тут ни черта не могу поделать.
Он моргнул и присосался к стакану.
— И выдержать жизнь на графике я не могу, по крайней мере в трезвом виде. У меня с души воротит, когда я не понимаю, что творится, и я устал биться головой о стену, об этом беспокоясь.
Резкое пожатие плеч.
— Так и хрен с ним! Мне на все плевать. Я уже был пьяницей, и это совсем неплохая жизнь. Все куда проще и куда легче принимается. Я так думаю, что если не можешь вылечить болезнь, снимай симптомы. Медикаментозно.
Он показал на питьевую трубку.
— А вы тоже можете принять дозу, старина. Вы уже одной ногой в могиле, а другой на банановой корке. Так чего вы не хотите со мной выпить? Неудача любит компанию.
Кулак игнорировал предложение.
— Вы
Марши хихикнул и поднял стакан.
— А как же. Вот он. — Еще глоток. — И вкус у этого выхода приятный.
— Нет! — проскрежетал старик, нетерпеливо тряхнув головой. — У каждой темной тучи… есть серебряная изнанка.
Марши зареготал.
— Ага! Как это там? «Темнее всего всегда перед рассветом».
Глаза Кулака полыхнули злобой.
— Не стройте… дурачка! Слушайте меня… внимательно. У каждой темной тучи… есть серебряная изнанка! — Он судорожно вдохнул, закашлялся. — Это важ… важно!
— А все, что тебе нужно, — это любовь, — радостно согласился Марши, опуская руку погладить костлявую щеку. — Может быть, вы предпочитаете пить в одиночку. Как я. Меньше отвлекающих моментов.
Он отсалютовал Кулаку стаканом и повернулся к двери.
— Я потом зайду посмотреть, как вы, — бросил он через плечо. — А вы бы наслаждались жизнью, пока еще можете, старый вы мешок гноя. Время-то уходит.
— Помните… что я сказал! — просипел Кулак, подходя так близко к крику, как позволяли обрывки легких. — Темная… туча! Серебряная… изнанка! Это важ… важно!
Марши поспешил к пульту связи, как только за ним закрылась дверь клиники. Бросившись на стул, он испустил глубочайший вздох облегчения.
Джон Хален уже ждал его на связи, и вид у него был тревожный. При виде Марши, живого после визита в логово Кулака, он испустил вздох облегчения.
— Привет, док! — сказал он. — Как оно там?
Хороший вопрос. Кулак учуял бы притворство быстрее, чем запах виски, и потому пришлось балансировать на самой грани истины, а это требовало полной сосредоточенности. И чувство было такое, будто прошелся по канату толщиной с молекулярный слой над пропастью, полной ядовитых змей, и все же перешел ее. Зато все тело после этого перехода стало липким от пота.
— Скоро будем знать. Попробуйте на файлах Кулака такую фразу: «У каждой темной тучи есть серебряная изнанка».
— Это сказал Кулак? — с сомнением переспросил Джон.
— И не один раз. — Он поднял серебряные руки. — А может быть, она открывает запертые файлы с информацией по программе Бергмана.
— Ладно, запустим ее. — Джон отвернулся от объектива и начал пробовать парольную фразу. Марши ждал, слушая до боли медленное клацанье клавиш у Джона. Остаточное напряжение после попытки блефовать против Кулака заставляло нервничать в нетерпении. Казалось, Джон будет возиться вечно. Он напомнил себе, что тому не только работать с клавиатурой, но и делать это половиной одной руки.