Плот у топи

литература белорусская русскоязычная

Он попытался сделать несколько шагов назад и вернуться в столовую, но споткнулся и упал. А силуэт был уже совсем рядом – им оказался крепкого телосложения десантник в красивом голубом берете. Он протянул руку Коле и помог подняться.

– Вставай, салага!

Взяв Колю за руку, он тут же поставил его на ноги. Коля посмотрел ему в лицо. Взгляд десантника показался знакомым, а его рукопожатие каким-то магическим и особенно приятным.

– Ну че, все отлично? – спросил тот у него, придерживая за плечо. Коля кивнул головой.

– Ну, вот и славно!

И десантник двинулся дальше. Вскоре он скрылся за углом. Окончательно вымокший, Коля вернулся на крыльцо и сел на ступеньки. В голове метались мысли о скорейшем отрезвлении. Через несколько минут ливень утих и Коля отправился домой.

На следующее утро в окно он увидел, как гроб с телом Афганца, одетого в камуфляжную форму, погружали в кузов глухо рокочущего грузовика. Оказалось, что умер

он еще вечером от внезапного инсульта. Возле грузовика металась несчастная мать покойного. Соседи, прохожие и какие-то пришлые люди стояли небольшими группами и что-то обсуждали. У многих в руках были цветы. Коле бросился в глаза голубой берет Афганца. Оказывается, он был десантником, как и тот, что вчера помог ему подняться с земли. Закрыв глаза, Коля ощутил мощный поток энергии. Ему опять стало плохо. В туалете парня долго тошнило желчью, и он пообещал себе, что больше никого не будет столько пить.

К вечеру Коле стало легче. Он вышел на кухню и, не увидев на крыльце Тимофея, зачем-то перекрестился. Впервые в жизни Коля подумал, что его будущее будет прекрасным.

Сергей Астапенко «Выходной»

И день этот, хоть и начинался вполне обычно, был совершенно иным, отличным от остальной суточной вереницы, складывающейся в горячие летние декады, ослепленные солнцем и радостью вернувшейся жизни после полугодового ледникового периода; и утро казалось пропитанным запахами давно ушедших за край горизонтов памяти ощущений, таких ярких и реальных, что они становились источником невыразимых страданий; и звуки большого просыпающегося дома теперь звучали совсем по-другому, словно приходили из иных планов и слоев, где являлись элементами нечеловечески прекрасной музыкальной какофонии, доводящей слушателей до экстаза. Все это наполняло его томительным ожиданием предстоящих перемен, чего-то непоправимо огромного, великолепного, сверкающего, как драгоценности в бриллиантовой подвеске. Что-то должно было произойти, хорошее или плохое – какая разница? Оно станет избавлением от привычной повседневной хандры, укажет новые пути и предоставит недоступные возможности, от которых можно потерять голову. Уже скоро, совсем скоро.

Игорь вышел из дому в полдвенадцатого, шаркая по расколотому асфальту стертыми зелеными сланцами. Его голова была запрокинута вверх, к безупречно-синему, переливающемуся всеми оттенками морской прохлады небу, и временами виделось, как из этой бездонной глубины навстречу пыльному городу ныряют стаи дельфинов и русалок, громко распевающих на своем волшебном языке. Они касались пылающего лба Игоря влажными плавниками, смиряя внутренний пожар. Под их прикосновениями муки истаивали, растворяясь в тяжелом вращении многотысячной толпы, уныло колыхающейся в знойном июльском мареве, и тогда Игорь ощущал себя почти человеком. Но спустя мгновение миражи исчезали, возвращая боль на ее законное место. Игорь не сопротивлялся, зная, что в происходящем есть некая высшая справедливость, не терпящая препятствий. Он смирился с ней и принимал наказание абсолютно покорно, как мученик, свято верующий в искупление.

Возле дверей магазина топтались испитые завсегдатаи водочного отдела, рядом, на трамвайной остановке, лежал бездомный в рваной майке-алкоголичке. Левая его ступня была босой, на правой болтался черный от грязи ботинок. Бездомный трудно дышал, отвисший живот ходил ходуном, точно внутри искал выход созревший эмбрион.

Игорь поднялся по ступенькам и взялся за дверную ручку.

– Братишка, мелочью не выручишь? – подскочил к нему самый шустрый из запойной компании, жалобно заглядывая в глаза.

– Иди заработай! – рявкнул на него Игорь так, что мужик немедленно ретировался, предпочтя не связываться с нервным покупателем.

Внутри магазина его тут же окутала мягкая свежесть, расходящаяся от висевших под потолком кондиционеров. Игорю все время казалось, что где-то на границе слышимости его неотступно преследует едва различимое жужжание, словно о стенки черепа яростно бьется осиный рой. Поначалу мужчина думал, что это гудят забитые продуктами холодильники, и он даже осторожно приложил ухо к холодной поверхности одного из них, не обращая внимания на изумленные взгляды посетителей. Но механизм работал почти бесшумно, примораживая щеку искусственной прохладой. Игорь недоуменно потряс головой и двинулся в сторону сверкающих запотевшим стеклом рядов спиртного.

Полки встретили его яркой россыпью этикеток, из которых взгляд моментально выделил самые манящие, те, что были знакомы уже много лет. Сегодня Игорь решил ограничиться пивом – он взял две поллитровки «Полярной звезды» и два литра «Золотого источника» в пластиковой бутылке. Расплатившись, он выполз на улицу, где ощутил себя заживо сгорающим в паровозной топке. Зной полыхал не только снаружи, но и внутри него, растекаясь по коже обжигающими расплавленными ручьями. Сидящая с самого утра где-то глубоко под ребрами тупая боль внезапно разрослась

из маленького зернышка в огромную пульсирующую опухоль, и на мгновение Игорь застыл на месте, пытаясь справиться с колючей судорогой. Хватая ртом воздух, он дрожащими руками достал из пакета пивную бутылку, сорвал крышку и жадно присосался к холодному горлышку. Сразу же полегчало, пляска багровых протуберанцев перед глазами прекратилась. Выпитый натощак алкоголь моментально ударил в голову, сделав окружающий пейзаж мягким и податливым, словно вылепленным из пластилина. Игорю уже не хотелось возвращаться домой: в нем что-то дико кричало, яростно извивалось, скребя когтями по стенкам распухших сосудов. Огромная слепая радость требовала выхода, грозясь выплеснутся наружу грязным потоком окровавленных радуг. Но Игорь не знал, как безболезненно выпустить ее в мир, у него не было подходящего способа, ключа, отпирающего двери камеры из плоти и костей. Поэтому он отхлебнул еще пива, стремясь задавить разрушительный порыв, а после отправился шататься по пустынным дворам, заросшим чахлым кустарником. Это был особый, изолированный от остального города универсум, изломанное хаотичной застройкой измерение, где возле железных скелетов турников и лесенок на детских площадках бродили его деформированные безликой силой обитатели. Со стороны можно было подумать, что пьяный демиург нарочно исказил в них все пропорции: слишком короткие или слишком толстые ноги, дряблые мужские и женские животы, жировые складки на бедрах, опухшие, покрытые венозной сеткой предплечья, сонные отечные лица и глаза, равнодушные ко всему на свете. Некоторые улыбались, большинство тупо пялилось в пространство перед собой. Игорь осознавал, что сейчас выглядит ничем не лучше этих людей, но ему уже не было обидно или стыдно – пиво успокоило, подарив на время обманчивое удовлетворение собственной персоной. Легкость с каждым новым глотком проявлялась все явственнее, сквозя в размашистых движениях и умиротворенном выражении лица. В такие моменты Игорь почти боготворил спиртное. Он добрел до облезлой скамейки возле своего подъезда, откинулся на спинку и принялся бездумно чертить большим пальцем ноги корявые фигурки на песке. Изредка он вяло приветствовал соседей, выходящих из дому, и немного оживился только при виде Алены – молодой девушки в красном сарафане, чья квартира находилась этажом ниже его собственной. Игорь обожал слушать, как скрипит ее кровать по ночам, когда Алена приводит к себе парней, прекрасно понимая, что лично ему с ней ничего не светит. Впрочем, они поддерживали приятельские отношения и даже несколько раз вместе пили кофе на ее кухне.

– Пьянство с утра – первый признак алкоголизма, – улыбнулась девушка, увидев пиво в его руке. – Не рановато?

– Так уже почти обед, – пожал плечами Игорь. Он машинально уставился на ее грудь, едва прикрытую тонкой тканью: лифчиков летом Алена не носила, считая, что нужно предоставлять телу максимальную свободу. Наверняка на ней сейчас не было и трусиков…

Смутившись, Игорь покраснел и уставился в землю. Ему вдруг стало неудобно из-за своих босых ног, двухдневной щетины, мешков под глазами. Он видел, какие мужчины подвозят Алену до дома на дорогих машинах – холеные уверенные в себе самцы, хозяева жизни. Разве мог он составить им конкуренцию – он, простой рабочий, не имевший за плечами высшего образования, а впереди сколь либо обнадеживающих перспектив? Он, живущий в малометражке с выцветшими обоями, уже давно требующей капитального ремонта? Сидящий сейчас на лавочке и хлебающий дешевое пиво? Игоря охватило столь сильное отвращение к себе, что он потупился еще сильнее, пытаясь скрыть исказившую лицо болезненную гримасу. В это мгновение он ненавидел Алену столь же яростно – хотя бы за то, что она заставила его ощутить всю глубину собственного ничтожества. Ненавидел и продолжал гадать, надела она белье или нет…

– А я развеяться решила, вот собираемся с подружками в ботанический сад пойти, – Алена отбросила с лица длинные пряди светлых волос. – Надо же выходные с пользой провести. А ты чем собираешься заниматься?

– Не знаю, – пробормотал Игорь. – Может, тоже схожу куда-нибудь…

– Игорь-Игорь, – рассмеялась Алена, взлохматив ему волосы. – Жениться тебе надо!

Потом она, звонко цокая каблуками, направилась к выходу со двора. Мужчина с тоской посмотрел ей вслед.

– Жениться, как же, – почти неслышно произнес он. – На тебе, что ли?..

Рядом с ним остановился Эдик – приятель из соседнего дома. Раньше, когда Эдик был холостым, они часто напивались вместе до поросячьего визга, пару раз из-за этого даже загремели в вытрезвитель. Но потом у Эдика случилось большое и нежное чувство, объектом которого стала худенькая бледная сослуживица – «мышь белая», как ее про себя называл Игорь. Мышь звали Катя, и она, надо отдать должное, постепенно сделала из Эдуарда человека, не дав ему окончательно опуститься. Они поженились, родили двойню, и с тех пор Эдик почти не пил, успев за это время купить кучу всякого домашнего барахла и подержанный «Фольксваген». С Игорем он по причине занятости общался редко и все больше на бегу.