Плотин. Единое: творящая сила Созерцания

Султанов Шамиль Загитович

Способный созерцать сущность, которой проникнут умный мир, которая дает ему жизнь, неподверженную изменениям, которая дает также этому миру имманентно присущее ему знание и мудрость, — способный это созерцать уже не сможет без улыбок смотреть на весь дольний мир, взятый целиком, из-за его потуг быть истинной сущностью. В умном мире пребывает жизнь, и сущие предметы покоятся в вечности. Ничто там не выходит из сферы сущего, ничто не меняет его и не сдвигает, ибо, кроме него, нет ничего сущего. Поэтому прав Парменид, сказавший, что сущее есть единство. Так велико сущее в своей силе и красоте, что очаровывает нас, и все подчиняется ему,

радуется одному тому, что имеет след его на себе и вместе с ним ищет благо. И весь этот мир стремится и жить и быть тем, что они есть…

— Диалектика требует постоянного поиска новых точек созерцания.Как только это условие перестает выполняться, диалектика уже не диалектика… Всякое тело сложно и состоит из материи и эйдоса, а душа представляет собой нечто предельно простое, или же и она может быть сложное и состоять из материи и эйдоса? Более того, а нельзя ли и в уме найти подобного рода двойственность: с одной стороны, ум, как эйдос души, а с другой стороны, ум, как то, что создает этот эйдос.

— На первый взгляд это парадоксально. Ведь все время речь шла о том, что душа и ум — простые изначальные субстанции, а материя есть нечто неопределенное и аморфное. Поэтому о каком соединении материи с эйдосом в душе и уме может быть речь? Кроме того, умственное, как вечноэйдетическое, не может быть материальным соединением.

— Парадоксы потому постоянно и необходимы, чтобы диалектика двигалась вперед, сжигая иллюзии окончательно достигнутого знания. Материя есть бесконечная неопределенность, инаковость. Но откуда эта неопределенность? Если она присуща материи как таковой, вне всякой связи с душой и умом, тогда материя никак не связана и с Единым. Тогда она, материя, абсолютно иное по отношению к Единому. Но ведь в этом случае Единое уже не может быть названо Единым по определению.

— Ты хочешь сказать, что материя также от Единого?..

— Конечно. Переполненность Единого создает Ум как образ Единого. Ум, в отличие от Единого, единомножествен. Ум первично дуалистичен: в нем бытие и мышление (то есть нечто отличное друг от друга) тождественны. И здесь-то коренится начало разгадки происхождения материи: как первоначальная дуальность Ум уже не есть Единое. Хотя он и прозрачно красив, но он уже не абсолютен как Единое. И вот это «уже» и есть как бы материя, есть некая инаковость. С другой стороны, то, что Ум есть тождество бытия и мышления, обусловливает ясность, яркость, прозрачность умственной материи в том смысле, что эта материя и есть сам Ум, что эта материя не отделена от умственной реальности. Далее, умственные реальности не есть некие жесткие, логические аксиомы, а есть живые пиктограммы, боги, красивейшие статуи, которые созерцают сами себя; это именно живые, прекрасные эйдосы. Когда ум мыслит в себе самом, он мыслит посредством оформления. А следовательно, в уме необходимо различать ум как то, что создает эйдос, форму, и ум как эйдос души.

— Нужно только добавить, что соединение прозрачной умственной материи с данным эйдосом в уме вечно. А потому-то сложность умственных реальностей иная по сравнению с чувственной сложностью. Чувственная сложность — это отношения частей к целому. Сложность умственных реальностей — это отношение целого к другим целостностям, которые в нем, а он в них.

— Тогда можно сказать, что неопределенное отнюдь не везде достойно только презрения. Равно как и то, что по своему смыслу могло

бы быть понято как бесформенное, если оно имеет целью подчиняться тому, что раньше его, и совершеннейшему. Например, душа есть нечто более неопределенное по сравнению с умом, и тем не менее она может вполне ему подчиниться. И если умная материя подчинена Нусу, то она уже не есть нечто само по себе неопределенное. Материя становящихся вещей постоянно имеет все разные и разные эйдосы. Материя же вечных вещей постоянно остается само-тождественной.

Здешняя материя, пожалуй, противоположность той, так как здесь она только отчасти все и только отчасти одно и то же в каждой отдельной вещи. Поэтому раз одно выталкивает другое, то ничего и не остается в ней пребывающим. Поэтому она в чувственном мире и не самотождественна постоянно. А там, в умственной реальности, она есть все одновременно.

Поэтому вполне правыми следует считать тех, которые утверждают, что материя есть сущность, если это говорится об умной материи. Лучше же сказать, сущность, мыслимая вместе с находящимся при ней эйдосом, целостна, то есть как материя и эйдос, одновременно пребывающие в свете. Тогда понятно и то, почему делим и неделим одновременно эйдос.

— В самом деле, умственная реальность, с одной стороны, совершенно и окончательно неделима сама по себе. С другой же — как-то и делима И если части удалены друг от друга, то также деление и удаление в уме есть аффекция материи, поскольку последняя и есть то, что в данном случае раздельно. Если же эйдос, оставаясь множественным, неделим, то многое, находясь в едином, существует в материи, будучи формами этого единого. Такое единое, данное как многое, надо мыслить разновидным и многообразным.

— Таким образом, материя в чувственном мире является образом материи в Нусе и Универсальной Душе. Материя в нашем чувственном мире есть мрак в смысле своей абсолютной неопределенности, бесформенности, поскольку она инаковость по отношению к Душе, которая самоутверждается в ней, в своей внешней множественности. В этом смысле чувственная материя есть фатальное порождение дерзающей души. Но умственная материя, в отличие от чувственной, обладает жизнью и мышлением. И потому-то она есть подлинная сущность бытия.

— Вот так ум мыслит о себе самом и из себя самого. В этом смысле он есть то, что он мыслит, он же есть те реальности, которые существуют в нем и тождественны с ним. Ум и мыслимые им реальности — одно и то же. Абсолютный Ум содержит все истинно реальное в себе, как семя содержит потенции. Но если ум есть мышление находящегося в нем, то он есть имманентный ему эйдос в том смысле, что Ум как целое есть целосовокупность эйдосов. Или иначе говоря, Ум есть эйдос эйдосов.

— Активность и природа сущего и ума тождественны: реальное и активность реального есть ум, а мысли суть эйдос реального и активность его. Все это неотделимо друг от друга.

— А что касается чувственного мира, то он — образ умственного. В этом образе раздробленные эйдосы существуют, борются, отрицают друг друга, в то время как в прообразе — все во всем. Пространства, например, в умственном мире находятся одно в другом, а в чувственном мире они разделены, могут сталкиваться, конфликтовать.

…Я внезапно оказываюсь в Темноте. Это действительно Темнота — она вне меня сверху и снизу, она — внутри меня. Темнота, дышащая Темнотой. И я неожиданно слышу Голос: