Плутоний для Фиделя. Турецкий гром, карибское эхо
Шрифт:
Между тем пилот Рудольф Андерсон, выполняя приказ ВМФ США, развернул штурвал, направляя самолет в сторону Байеса. Машина, поскрипывая фюзеляжем, подчинилась его рукам в кожаных перчатках. Под крылом мелькали зеленые верхушки пальм и, словно отколовшиеся от зелено-бурой ленты плантаций, маленькие хижины под тростниковыми крышами. Тучи, пролившие над Кубой этим утром сильнейший тропический ливень, полностью рассеялись. Андерсон бросил мельком взгляд на хронометр. Оставалось совсем немного: пролет над Байесом, разворот на Флориду и короткий перелет над заливом к военной базе.
На лестнице штаб-квартиры советского
Генерал-майор Леонид Стефанович Гарбуз стоял возле черного и блестящего телефонного аппарата, безуспешно пытаясь дозвониться до
Плиева. Его осанка выдавала полную концентрацию внимания и мыслей. Напряженный лоб, покрывшийся каплями соленого пота, прорезали морщины.
— Плиев не отвечает, — раздраженно бросил Леонид Гарбуз и швырнул трубку на рычаг. — Нет на месте. Говорят, что он у Фиделя. Черт побери, нашел время для встречи!
— Не вовремя! — кивнул Гречко. — А что-то надо делать. Кубинцы требуют открыть огонь по самолету.
— Их можно понять, — кивнул Гарбуз. — Американцы устроили блокаду, сейчас готовят себе плацдарм для вторжения, открыто собирают информацию, а мы этому не препятствуем.
— Надо что-то делать, — повторил машинально Гречко. — Фидель вчера объявил по телевидению, что все американские самолеты, пролетающие над территорией Кубы, будут уничтожаться средствами противовоздушной обороны. Он поставил и Плиева об этом в известность.
— Значит, у нас есть моральное право поразить эту цель, — заметил Гарбуз. — Вот только приказ, отдавайте, уж пожалуйста, вы. Авиация — это ваша сфера.
Несколько секунд Гречко нервно размышлял, сдвинув брови к переносице. Его пальцы скользили по остро заточенному карандашу, слышно было шуршание пальмовых листьев под кондиционером да еще как настенные часы щелкают стрелками. В это время из радиотехнического центра пришла срочная информация о том, что самолет-разведчик, который советские военные уже давно «вели» на своих радарах, резко изменил направление полета и взял курс на северо-запад, где стояли русские ракеты. Плиев по-прежнему не брал трубку. Гречко колебался, несколько дней назад Плиев запретил военным проявлять инициативу, объявив, что разрешение об открытии огня на поражение решение будет принимать он самолично.
Однако самолет приближался к советской ракетной базе, и было очевидно, что уже сейчас У-2 ведет аэрофотосъемку крайне важного для ЦРУ объекта.
Тогда Гречко спросил мнение первого заместителя главнокомандующего Павла Данкевича и начальника штаба группы войск генерал-лейтенанта Павла Акидинова, что же с этим делать, добавив, что решение принимать им, а отвечать
— Мы за то, чтобы поразить эту цель, — ответили генералы Данкевич и Акидинов.
— В районе Банеса, куда летит этот самолет, стоят наши ракетные установки, — добавил генерал Леонид Гарбуз. — По этим базам благодаря новым снимкам и будет нанесен бомбовый удар! Я поддерживаю мнение товарищей и считаю, что воздушную цель надо поразить.
— Что ж, будем стрелять, — с тягостным вздохом произнес Степан Наумович Гречко. — Кто там работает, на «Десне» в районе этого треклятого Банеса? Будем сейчас им звонить…
Утро для военного дивизиона, обслуживающего систему противовоздушной обороны «Десна» в районе Банеса, началось с сильнейшего тропического ливня. Дежурство на тот момент несли в режиме радиомолчания. В 600 километрах от Гаваны в городе Камагуэй на дежурство в девять утра 27 октября заступил майор Николай Серовой. Вечером с ним беседовал начальник дивизии Георгий Воронков, в частности сказавший: «Получена шифровка. Завтра утром начинается война. Американцы готовят на рассвете вторжение».
Началась мобилизация. Были включены все средства ПВО, вся система радиолокации и разведки в ночь с 26 на 27 октября была запущена на полную мощность. Ночь оказалась тяжелой, бессонной. Авианалета и вторжения ждали с минуты на минуту. Наступил рассвет, но обещанная война не началась, никаких воздушных целей не наблюдалось. Однако нервы у всех были на пределе.
Над островом поднялось солнце, ночная роса высохла. Командир дивизии вместе с офицерами поехали завтракать в штаб, который находился в городе. Но система ПВО продолжала работать «на всю катушку», так что американский самолет-разведчик был зафиксирован «издалека» и сразу несколькими радарами. Мгновенно в нескольких военных частях была объявлена боевая тревога. В 27-й ракетной дивизии поднялся переполох. После бессонной ночи некоторые решили, что это и есть обещанное нападение. Но и те, кто видел в этом самолете всего лишь миссию аэрофотосъемки, призывали его сбить, поскольку самолет-шпион собирал критически важную информацию о советских ракетных базах.
В начале девятого утра руководитель радиотехнических войск полковник Иван Алешин на радиолокационном планшете начал отмечать траекторию движения воздушной цели, которая уже приблизилась к кубинской территории и шла в направлении Сантьяго-де-Куба. Специфика полета (высота, скорость и траектория) позволяли делать вывод о том, что это американский самолет-разведчик У-2, охотящийся за информацией о базах советских ракет.
Позвонили «главному по авиации» генералу Степану Гречко. Несколько минут шли дебаты между Гречко и руководством советским противовоздушным дивизионом в районе Камагуэй — Банеса. Генерал Гречко боялся взять на себя ответственность и все время повторял, что звонит Плиеву, но никак не может дозвониться. А тем временем американский самолет уже летел над Сантьяго-де-Куба, где стоял советский дивизион под командованием полковника Ржевского. Генерал Гречко все еще мучился правилами субординации и не хотел принимать решения.