Пляска смерти. Воспоминания унтерштурмфюрера СС. 1941-1945

Керн Эрих

Вне всякого сомнения, этот бунт был тщательно спланирован и блестяще осуществлен. Готовили его в Политбюро, используя богатый опыт искушенных профессиональных агитаторов, а реализовывали хитроумный замысел под дулами кремлевских комиссаров. Обоснованием его служили два важных постулата, содержащиеся в политическом завещании Бисмарка, – никогда не подвергать Германию опасности войны на два фронта и придерживаться традиционной идеи прусско-российского альянса. Затее придали нужный глянец ссылкой на исторический пример нарушения Пруссией своих обязательств в Таураге.

Реакция миллионов немецких военнопленных в России на подобные инициативы была на редкость слабой,

особенно младшего командного и рядового состава. Помимо политических оппортунистов и явных перебежчиков, движение приобрело очень мало сторонников, да и те в своем большинстве принадлежали к неисправимым немецким романтикам, вдохновленным не столько трагической фигурой брошенного на произвол судьбы сталинградского генерал-фельдмаршала (Паулюса. – Ред.), сколько легендарным мятежом генерала Йорка и его офицеров. А немецкие солдаты в окопах на Востоке дружно отвергли саму идею.

И тем не менее перечень блестящих имен нынешних офицеров-мятежников произвел на немецких фронтовиков и военнопленных на Восточном театре военных действий впечатление разорвавшейся бомбы. Среди прочих упоминались: разумеется, Зейдлиц, генерал-лейтенант барон фон Даниельс, полковник фон Хоовен, полковник Штейдле, генерал-майор Кортес, генерал Латтман, майор фон Франкенбург, майор фон Кнобельсдорф-Бренкенхоф, старший лейтенант Герлах. И поскольку советские руководители наивно полагали, что нынешней Германии нужен свой фельдфебель, они включили в список организаторов и никому не известного фельдфебеля Эммендорфера.

Но по-настоящему потрясло солдат Восточного фронта имя Фридриха Паулюса. Являясь начальником штаба у Рейхенау, он, после убытия последнего по ранению (Рейханау (1884–1942) убыл не по ранению. 12 января 1942 г. в небольшой мороз (-3,5 °C) он, как обычно, пробежал кросс длиной в несколько километров. А затем упал с тяжелейшим сердечным приступом. Его повезли на самолете в Лейпциг, в пути самолет сделал вынужденную посадку, во время которой фельдмаршал получил серьезные травмы черепа. Во всяком случае, 17 января в Лейпциге врачи констатировали смерть еще до посадки. – Ред.), был назначен лично Гитлером, через головы более старших и заслуженных военачальников, командующим 6-й армией. Одно время он вызывал у русских особую ненависть. Еще не так давно Илья Эренбург, персональный журналист Сталина, называл Паулюса не иначе как «харьковским мясником», поскольку тот использовал войска для подавления в городе восстания. Причина его перехода на сторону противника так и осталась загадкой. Но даже этот его поступок не смог подорвать высокий боевой дух немецких солдат Восточного фронта.

А на заднем плане маячили ухмыляющиеся физиономии Сталина и Кагановича; оба, вне всякого сомнения, нацелились на большевизацию Европы. Даже если наш путь развития был изначально неверным, разве можно было нашу страну, наших женщин и детей подвергать подобной опасности? И если мы шли навстречу нашей гибели, разве можно было не слышать голосов наших павших товарищей, призывавших нас из могил, уничтоженных большевиками, исполнить свой долг и сохранить верность присяге?

И я решил не сворачивать с нашего пути, а идти по нему до конца (каким бы горьким он ни был) с открытыми глазами и делать все, что в моих силах.

Я так решил, полностью сознавая, что не только наш путь неверен, но и проводник не тот. Но не попали ли мы в ловушку, не запутались ли мы в сети более крепкой и всеохватывающей, чем могла создать Красная армия, – в сети собственного пробуждающегося сознания? Но никогда впредь не должен повториться

этот тоталитаризм, это византийское единоличное правление в таких масштабах! Как может один человек все знать, все видеть, все чувствовать и решать? Подобное обожествление дает определенный эффект до тех пор, пока не появляется что-то более сильное и разумное, и тогда сказывается отсутствие подлинных уз, объединяющих общество. А пока этого нет, все взоры устремлены на одно лицо, ожидая от него чудес. Но любой верховный руководитель всего лишь обыкновенный человек с обычными человеческими достоинствами и недостатками, простой смертный.

Конечно, один такой человек в состоянии принять смелое решение и увлечь за собой весь народ. Но этот же самый человек может совершать большие ошибки, сильно заблуждаться и увлечь народ в пропасть. Путь общества в целом, каким бы ухабистым и извилистым он ни был, всегда более верный. Ведь множество глаз и ушей видят и слышат лучше и больше, чем глаза и уши одного человека. Нет, тоталитаризм не должен повториться! Лишь бы только удалось отвратить нависшую смертельную опасность, лишь бы только отбросить большевиков; тогда бы мы объединили наши силы для революции разума. Жертвы, принесенные нами ради практической реализации принципа вождя, были чересчур велики. Но об истинной величине этих жертв я тогда не имел еще ни малейшего представления.

Именно к этому периоду моих мучительных колебаний и сомнений относится история с умиравшим перебежчиком.

Снова и снова нам приходилось наблюдать, как русские солдаты гибли под уничтожающим огнем наших пулеметов, и каждый раз мы размышляли над странным явлением, характерным для этой войны с Россией. Почему люди, измученные и угнетаемые, как никакой другой народ мира, с такой готовностью шли на смерть ради своих хозяев? Разумеется, нам еще ни разу не попадался красноармеец, так же, как любой немецкий солдат, понимавший элементарные истины и готовый вполне сознательно исполнить свой воинский долг. А потому такое откровенное пренебрежение собственной жизнью, такая беспощадность как к врагу, так и к самому себе осталась для нас загадкой, которую нам так и не удалось разрешить.

Если большевистский эксперимент в чем-то и преуспел, то прежде всего в превращении живых человеческих существ в бессловесных роботов, которыми можно было манипулировать. От рабочего-стахановца, чей сон, пешая ходьба, смех, прием пищи и даже ее усвоение строго нормировались, до рядового красноармейца и его боевых качеств – во всем были видны следы торжества материализма и роботизации человека. Сердце ничего не значило, душа же русского народа погибла под дулами отрядов карателей, но жизнь тем не менее шла своим чередом, на привычный механический лад. И хотя у красноармейцев полностью отсутствовали малейшие признаки боевого энтузиазма, они воевали как заведенные болванчики, как роботы, за чуждое им дело, за лозунги, которые они никогда не понимали, и умирали так же, как и жили, – подобно механическим куклам.

Не раз бывало, что оборонявшийся противник, до последнего момента накрывавший нас шквальным огнем из всех видов стрелкового оружия, внезапно вскакивал из своих щелей, швырял оружие и с довольной ухмылкой просил у нас папиросы. Или же он мог, атакуя, приблизиться почти вплотную к нашим траншеям, а потом, пробираясь ползком, перейти на нашу сторону и сдать вооружение. Я собственными глазами видел, как русский военнопленный схватил лежавшую на земле винтовку и начал стрелять по советскому бомбардировщику, хотя незадолго до этого момента он яростно и упорно защищал свои позиции.