Пляска смерти. Воспоминания унтерштурмфюрера СС. 1941-1945
Шрифт:
– Чрезвычайно интересно, – резюмировал Риттберг. – Я должен сообщить генералу во время обеда. Он наверняка захочет знать… Знаете что? Приходите сразу после обеда, и я, вероятно, уже смогу передать вам какое-то послание для Гилле.
Я откозырял и, отправив перебежчиков в следственные органы, покинул дворец. Обедал я в офицерской столовой, где встретил нескольких друзей. За разговором с ними я совсем забыл о времени, и уже было третий час, когда я, весьма обеспокоенный, поспешил к моему подполковнику. Утренняя процедура повторилась. Первая комната пустовала, вторая и третья и т. д. В конце концов появился мой знакомый унтер-офицер и пояснил: «После обеда», что означало половину пятого. В этот самый момент граф
И граф действительно вернулся… в 17.00. Он даже узнал меня, невзирая на чрезмерную занятость из-за столь многообразных обязанностей.
– Генерал в самом деле с большим интересом выслушал вашу занимательную историю, – проговорил он весело. – С большим интересом… Передайте самые сердечные приветы генералу Гилле.
Я стоял и смотрел, ничего не понимая.
– Еще что-нибудь? – спросил граф уже с нотой нетерпения в голосе.
– Но что намечается предпринять? – ответил я. – Как прикажете доложить? Ведь это чрезвычайно серьезная угроза, нависшая над нашим флангом.
– О, мой дорогой друг, не нужно расстраиваться, – улыбнулся граф. – У вас на этом фланге сосредоточена 25-я дивизия венгерских гусар. Они смогут сдерживать русских хотя бы в течение одного часа, а к тому времени Гилле перебросит на опасный участок достаточно артиллерии…
– Венгерские гусары?! – прервал я графа, не веря ушам своим. – Всего с двумя пулеметами на роту? И вы считаете, что они в состоянии в течение часа сдерживать три тысячи (без комментариев. – Ред.) бронированных машин?
– О, приятель, все под контролем… все под контролем, – проговорил граф нараспев, жестом прекращая разговор. – Группа армий предпримет все необходимое.
Расстался я с подполковником графом Риттбергом сильно подавленный. То была моя первая и последняя встреча с представителем Верховного главнокомандования. Как это ни странно, но через несколько недель граф Риттберг был по приговору военно-полевого суда расстрелян военной полицией за какое-то сравнительно незначительное прегрешение.
По возвращении в роту меня ожидал еще один сюрприз: нас передавали в 6-ю танковую армию СС, которой командовал генерал-полковник Дитрих (Зепп). Прибыв на место к озеру Балатон, я обнаружил идущую полным ходом подготовку к грандиозному наступлению, для чего было сосредоточено девятнадцать дивизий. (Всего против войск 2-го Украинского фронта, насчитывавших 407 тыс. человек, 7 тыс. орудий и минометов, 407 танков и САУ, 965 самолетов, немцы сосредоточили 31 дивизию, в том числе 11 танковых, 5 боевых групп, 1 моторизованную бригаду и 4 бригады штурмовых орудий – всего 431 тыс. человек, 5630 орудий и минометов, 877 танков и штурмовых орудий, 900 бронетранспортеров и 850 самолетов. – Ред.) С их помощью намечалось нанести противнику мощный фланговый удар, форсировать Дунай, освободить Венгрию и, продолжая наступление, в конце концов выйти к городу Плоешти.
Предполагалось ко дню рождения фюрера (20 апреля 1945 г.) преподнести ему в качестве подарка румынские нефтяные промыслы, что, в свою очередь, позволило бы снабдить горючим новые самолеты люфтваффе и очистить родное небо от вражеских бомбардировщиков. Справившись с этой задачей, мы, мол, сможем затем навалиться всеми силами на русских и загнать их обратно в азиатские степи.
Познакомившись с подобными планами, я был буквально потрясен. Неужели я все эти годы так ошибался? Неужели все мои наблюдения и выводы были изначально неверными? Неужели мои собственные идеи и размышления ослепили меня настолько, что я перестал видеть правду?
Я чувствовал себя как во сне. Вокруг меня катились
Наше наступление сначала развивалось медленно: мешала плохая погода. (Прежде всего стойкое сопротивление советских воинов. Несмотря на массированное применение новейшей техники – германские тяжелые танки, оснащенные приборами ночного видения, наступали и ночью, – в первый день немцы вклинились в нашу оборону на 2–3 километра, а всего за 10 дней боев, потеряв 500 танков и 40 тыс. человек, – на 12–30 километров. – Ред.) Затем, когда сражение на подступах к Дунаю приняло особенно ожесточенный характер, русские нанесли мощный контрудар по нашему флангу именно в том месте, на которое указывали два перебежчика и данные воздушной разведки. В минуту венгерские гусары были смяты, и под давлением превосходящих сил противника (наши войска уступали немцам в танках. – Ред. ) танкам Дитриха пришлось отходить.
Наше грандиозное (на 12–30 километров? – Ред.) наступление грозило превратиться в гигантскую западню для наших армий, а потому германские войска на юго-востоке стали отступать и отступать, не имея возможности остановиться. Девятнадцать дивизий (из района озера Балатон – озера Веленце. – Ред.) устремились вспять по узкому коридору: танки, пехота, кавалерия. То было скорее не отступление, а беспорядочное бегство. Девятнадцать дивизий. Никогда прежде за всю войну мне не приходилось видеть столько войск, скученных на небольшом пространстве.
Русские быстро обошли Секешфехервар и продвинулись к западу, обходя озеро Балатон. Вскоре они вышли к реке Раба. Мы попытались преградить им путь в Штирию, но они легко преодолели наше сопротивление и пошли дальше.
Впервые за войну можно было видеть целые колонны немецких солдат в военной форме с офицерами или без них, бегущих по направлению к границе Третьего рейха с единственной целью: поскорее добраться до дому.
Меня сняли с передовых позиций и приказали создать между озером Нойзидлер-Зе и пограничным пунктом Китзе заградительный кордон для поимки дезертиров. В приказе прямо предписывалось расстреливать всех задержанных без оружия.
В один прекрасный день я остановил девятьсот человек. Ни о каком расстреле не могло быть и речи, хотя мне стоило немалых трудов превозмочь себя. На одной чаше весов – недвусмысленный военный приказ, на другой – веление собственной совести. Построенные по моему распоряжению, они стояли с мрачным видом, наверняка догадываясь о моих чрезвычайных полномочиях. Я спокойно разъяснил им, что они просто потеряли голову, что я сформирую из них боевой отряд и отправлю в Нойзидль-ам-Зе, где их вооружат и пошлют на позиции. Из строя выскочил молодой унтер-офицер с нашивками о ранении, со знаком участника штурмов и с Железным крестом 1 – го класса.
– Лейтенант! – воскликнул он. – Вам, как и нам, хорошо известно, что с нами все кончено. К чему тогда все это?
Какой-то момент я молчал. Согласно всем существующим правилам, мне оставалось сделать только одно: вытащить пистолет и застрелить его, чего бы мне это потом ни стоило. Девять сотен пар глаз впились в меня в ожидании.
– Ты женат? – спросил я бунтовщика.
– Да, лейтенант, – сказал он медленно, потупившись. – Какое это имеет ко всему отношение?
– Ты, надеюсь, достаточно наслышан об обращении солдат Красной армии с женщинами. Хочешь видеть свою жену в их руках?