Пляска смерти
Шрифт:
Курт. Господи, куда я попал!
Алис. К актрисе, отличающейся вольными манерами, но в остальном отличной женщине. Вот так! Но нынче я свободна, свободна, свободна!.. Отвернись, я надену другую блузку! (Расстегивает блузку.)
Курт кидается к ней, хватает в объятия и, подняв на руки, впивается зубами ей в шею так, что она вскрикивает, после чего он бросает ее на кушетку и поспешно выходит налево.
Занавес.
Та же декорация вечером. В
Лавровые венки висят на спинке стула. Горит лампа под потолком. Тихая музыка. Капитан, бледный, с ввалившимися глазами, одетый в поношенную полевую форму и кавалерийские сапоги, сидит за столиком для рукоделия и раскладывает пасьянс.
На носу – очки.
Музыка, игравшая во время антракта, продолжает играть и после поднятия занавеса вплоть до появления нового персонажа.
Капитан, раскладывая пасьянс, время от времени вздрагивает, поднимает голову и боязливо прислушивается.
Судя по всему, пасьянс у него не выходит; потеряв терпение, он смешивает карты, подходит к левому окну, открывает его и выбрасывает колоду. Распахнутые створки окна со скрипом раскачиваются на крючках.
Капитан, отошедший к буфету, в страхе оборачивается на шум, издаваемый окном, посмотреть, в чем дело. Потом вынимает три четырехугольные бутылки виски, внимательно их разглядывает и выбрасывает в окно. Вытаскивает ящички с сигарами и, понюхав один, тоже выбрасывает в окно. После чего снимает очки, протирает их и примеряет – хорошо ли в них видно. И выбрасывает в окно; натыкаясь на мебель, словно он плохо видит, подходит к секретеру и зажигает канделябр с шестью свечами. Замечает лавровые венки, снимает их со спинки стула и идет к окну, но возвращается. Взяв с пианино скатерку, осторожно заворачивает в нее венки, находит на письменном столе булавки, закалывает ими углы скатерки и кладет сверток на стул.
Подойдя к пианино, кулаком бьет по клавишам, закрывает крышку и выбрасывает ключ в окно. И зажигает свечи на пианино. Снимает с этажерки фотографию жены и, внимательно поглядев на нее, рвет на мелкие кусочки и бросает на пол. Створки окна хлопают на крючках, и он снова пугается. Успокоившись, берет фотографии сына и дочери и, прикоснувшись к ним губами, прячет в нагрудный карман. Остальные фотографии локтем сбрасывает на пол и сапогом сгребает в кучку. Утомившись, садится за письменный стол и берется за сердце. Зажигает свечу на столе, вздыхает; сидит, уставившись прямо перед собой, словно увидел что-то омерзительное… Встает, подходит к секретеру. Поднимает откидную крышку, вынимает пачку писем, перевязанную голубой шелковой лентой, и бросает в кафельную печь. Закрывает крышку.
Телеграфный аппарат вдруг издает сигнал и тут же замолкает. Капитан, дернувшись в смертельном ужасе, замирает, держась за сердце, напряженно ждет. Телеграф молчит, и тогда Капитан переключает внимание на левую дверь. Подходит, открывает ее и, шагнув в проем, возвращается с кошкой на руках, которую гладит по спине. Затем выходит в правую дверь. Музыка затихает.
Алис
Курт входит слева, он нервничает.
Алис. Прямо сочельник!
Курт. Ну-у?
Алис (протягивает руку для поцелуя). Благодари меня!
Курт неохотно целует ее руку.
Шесть свидетелей, из них четверо надежны как скала. Заявление ушло, ответ придет сюда по телеграфу – сюда, в самое сердце крепости!
Курт. Вот как!
Алис. Что это за «вот как»! Скажи лучше «спасибо»!
Курт. С чего это он зажег столько свечей?
Алис. Темноты боится!.. Посмотри на этот телеграфный ключ! Правда, похож на ручку кофейной мельницы? Я мелю и мелю, а зерна крошатся, как зубы в щипцах дантиста…
Курт. Чем это он тут занимался?
Алис. Похоже, собрался переезжать! Переедешь – туда, в подвал, переедешь!
Курт. Алис, не надо так! Все это ужасно грустно… в молодости мы дружили, и он не раз оказывал мне услуги в трудную минуту… Жалко его!
Алис. А меня нет? Я-то никому зла не причинила, я пожертвовала своей карьерой ради этого чудовища!
Курт. А карьера и в самом деле была такая блестящая?
Алис (в бешенстве). Да как ты смеешь! Ты что, не знаешь, кто я, кем я была?
Курт. Ну ладно, ладно!
Алис. И ты начинаешь, уже?
Курт. Уже?
Алис бросается Курту на шею, целует его.
Курт поднимает ее на руки и кусает в шею, она вскрикивает.
Алис. Ты укусил меня!
Курт (вне себя). Да, я, как рысь, жажду вонзиться зубами тебе в шею и испить твоей крови! Ты, ты пробудила во мне дикого зверя, которого я годами пытался задушить лишениями и самоистязанием! Приехав сюда, я решил было, что я немножко лучше вас, а оказался подлецом из подлецов! С той минуты, как я увидел тебя во всей твоей жуткой наготе и страсть помрачила мое зрение, я ощутил истинную силу зла; безобразное становится прекрасным, добро превращается в уродство и слабость!.. Сейчас я задушу тебя… поцелуем! (Обнимает ее.)
Алис (показывает ему левую руку). Видишь след от кандалов – ты разорвал их. Я была рабыней, и вот свободна!..
Курт. Но я свяжу тебя…
Алис. Ты?
Курт. Я!
Алис. Мне на миг показалось, что ты…
Курт. Сектант!
Алис. Да, ты болтал о грехопадении…
Курт. Неужели?
Алис. И я подумала, что ты приехал читать проповеди…