Пляска смерти
Шрифт:
— И кому-то наносить раны при этом?
— Нет… — Мика задумался. — Когда захватил мой тогдашний пард, еще не мог. Но за те годы, что мы были вместе, сила его выросла — может быть, научился? Спроси у захваченных им доминантов — тех, кто выжил. Спроси, умел ли он их ранить во сне.
— Для ликантропа это очень редкая способность — умение вторгаться в чужие сны, подобно вампиру.
— Химера сам был редкого сорта, — сказала я, вспоминая, как он был страшен. Он мертв, я его убила, но мало что я видала на свете такого страшного,
Мика посмотрел на меня, и на лице его было такое страдание, будто собственные мысли казались ему чудовищными.
— Что такое? — спросила я.
— Месяц назад мы узнали, что ты — носитель львиной ликантропии. Очевидно, ты заразилась во время битвы с Химерой.
Я кивнула:
— Да, он был в виде человеко-льва, когда нанес мне рану.
Мика облизнул губы, будто они хоть как-то могли пересохнуть в горячей, влажной атмосфере ванной.
— Что, если ты взяла от него не только львиную ликантропию?
Я нахмурилась:
— Не совсем понимаю.
— Он хочет сказать вот что, ma petite:что, если ты не просто ликантропию приобрела, а именно ту, которая была у Химеры? Он не был оборотнем-львом, он был оборотнем-универсалом. С полдюжины разных типов ликантропии, так?
Мика кивнул:
— Леопард, лев, волк, анаконда, медведь, а потом он захватил предводителя кобр. Думаю, если бы он дожил до следующего полнолуния, был бы еще и коброй.
— Химера считал, что после его первой полной луны те животные, что в нем были, это и все, что он имел.
— И ты уверена, что это была правда? — спросил Мика.
— А ты уверен, что это не была правда? — ответила я.
Он покачал головой:
— Нет, но это бы объяснило, что происходит с тобой.
— В каком смысле — происходит со мной?
— Анита, сегодня ты почти перекинулась. Из-под ногтей кровь шла. Осталось чуть-чуть.
— Я не уверена, что я — оборотень-универсал.
— Нет, но если так, ты не потеряешь леопардов, когда перекинешься.
Я покачала головой:
— Спасибо, конечно, но я, если буду перекидываться, выберу леопардов. Просто на всякий случай.
— Согласен, — сказал он, — но если ты — универсал и так близко к превращению…
Он замолчал и опустил глаза.
— Ты думаешь то же, что и я, mon chat, и знаешь, что ей это не понравится, — сказал Жан-Клод.
— И что? — спросила я.
Ответил Жан-Клод:
— Если ты универсал и есть шанс, что ты до своей первой перемены формы приобретешь новое животное, то у нас есть возможность набрать больше силы.
— О чем это вы говорите?
— Если ты будешь менять форму, то нет ли смысла добавить еще типов ликантропии? — спросил Мика.
— Смысла, — сказала я. — Нет, в этом нет смысла.
— Почему, ma petite?Ты призываешь львов, и они приходят на твой зов. Ты призываешь леопардов, и они тоже приходят. Ты призываешь
— То есть вы говорите, чтобы я намеренно заразила себя другими видами ликантропии? — спросила я.
Они переглянулись.
— Если так ставить вопрос, то нет, — ответил Мика.
— Это только мысль, ma petite,всего лишь мысль.
— Ты всегда думаешь только о том, чем я могу усилить твою власть?
Он вздохнул:
— Мы должны быть сильны — и стабильны. Должны показать другим мастерам, что не представляем угрозу совету в Европе или кому бы то ни было.
— Сильными мы еще можем стать, но вот стабильными… — Я пожала плечами. — Насчет этого не знаю.
— Мы не являемся угрозой совету, — сказал Мика, — но они могут так не считать.
— Могут, — согласился Жан-Клод.
В дверь постучали.
— Кто там? — спросил Жан-Клод.
— Римус.
— Тебе здесь что-нибудь нужно, Римус?
— Клодия велела мне проверить, как там у вас. Для смены охраны.
Жан-Клод посмотрел на нас и протянул руку.
— Иди сюда, ma petite,чтобы тебя не увидели, и тогда мы разрешим ему войти.
— Не понимаю, зачем он должен входить.
— Мы его спросим.
Жан-Клод обнял меня, ссутулив плечи, Мика передвинулся и сел передо мной. Я обхватила его сзади руками, притянула к груди. Да, меня закрывала вода, но Римус из новых наших охранников. Я не настолько хорошо его знала, чтобы сидеть в ванне, не стесняясь его присутствия.
— Можешь войти, — разрешил Жан-Клод.
Дверь открылась. Римус шагнул внутрь, но руку оставил на ручке двери, будто ему не больше нашего хотелось, чтобы он тут появился. Глаза у него были серо-зеленые, хорошие глаза — если он на тебя смотрел прямо. А этого никогда не бывало — по крайней мере на Мику, на меня, на Жан-Клода или Натэниела он прямо не смотрел. Почему? У Римуса лицо будто было когда-то разбито на куски и потом собрано опять; не было такого, на что можно было бы ткнуть пальцем и сказать: вот это не на месте, но общий эффект был такой, будто оно собрано с перекосами, и смотреть было неприятно — как на неправильно склеенную керамическую маску.
Как-то полностью уловить его лицо не получалось, потому что он на меня не смотрел. Очень подмывало ему сказать, чтобы смотрел в глаза, но этого я не могла сделать, не затронув тему, которая могла оказаться чувствительной и вообще не моим делом. Так что я молчала.
Одет он был в обычную черную форму охранников. Если под одеждой были раны, то они не были заметны, когда он двигался. А двигался он так, будто в худощавых мышцах его тела сидели стальные пружины.
— Клодия велела, чтобы тот, кто сменит при вас охрану, проверил, как у вас, лично проверил, своими глазами. Прямой ее приказ.