Пляска в степи
Шрифт:
Горазду тоже сделалось весело. Получай, боярин! Коли уж рассердил князя, получай теперь сполна!
Когда на крыльце показалась запыхавшаяся, встревоженная княгиня, Ярослав без объяснений сжал ей запястье и увлек за собой. Подведя к Гостивиту Гориславичу ничего не понимающую жену, он отпустил ее руку и указал на нее пальцем.
— Вот ладожская княгиня, боярин. Никуда я ее не девал.
Звенислава Вышатовна переводила рассеянный взгляд с мужа на стоящих перед ним людей. Она еще мало кого знала из ладожских бояр в лицо и потому совсем не разумела, что приключилось, да отчего так зол ее
Боярин Гостивит, меж тем, хоть и выглядел посрамленным, но отступать не собирался. Смерив князя злым взглядом, он растянул губы в подобии улыбки.
— Добро, княже Ярослав Мстиславич. Добро.
Голос боярина не пришелся Горазду по душе, и быть может, впервые отрок задумался о том, что не всегда верно поступал его князь. Негодные, недостойные мысли, но он никак не мог их прогнать. Он приметил, как неодобрительно покачал головой Любша Путятович, и проглотил тяжелый комок, застрявший в горле.
Все было не к добру. Все.
— Поди прочь из моего терема, боярин.
Ярослав повел головой, и дюжина кметей выступила вперед, повинуясь его приказу. Боярин Гостивит медленно окинул их взглядом и вновь посмотрел на князя. У того даже крылья носа трепетали от с трудом сдерживаемой ярости. Что уж говорить про узкий прищур потемневших глаз, отлившую от лица кровь, ладонь, сжимавшую рукоять меча?.. Гостивит Гориславич с достоинством кивнул и отступил назад. Ветер трепал полы его нарядного, расшитого плаща; того и гляди сорвет меховую опушку и унесет далеко-далеко.
— Скоро свидимся, князь, — бросил напоследок боярин и, развернувшись, зашагал прочь.
Любша Путятович задержался слегка. Казался седобородый старик огорченным.
— Напрасно ты это затеял, Ярослав Мстиславич, — сказал он, без страха взглянув на взбешенного князя.
Тот упрямо дернул подбородком и стиснул зубы, отчего на шее вздулись жилы, и ничего не ответил. Впрочем, старый боярин ответа и не ждал. Махнул рукой да отправился вслед за Гостивитом Гориславичем, и, дождавшись его, ушли с подворья и наемные охранители. Князь не двигался с места, пока не закрыли за ними молодцы тяжелые ворота, а после сорвался да в несколько шагов достиг дозорных у тех ворот.
— Кто их впустил?! Я разве дозволял боярина в мой терем впускать?!
Горазд видел, как обомлели дружинники перед разгневанным князем. Не нашлось у них слов, хоть и не были они трусами.
— Так как же, батька, — сказал один, неловко сминая на голове шапку, — боярин он ведь ладожский. Как не пустить-то...
— Тебе что, княжий терем — проходной двор?! Всякого теперь впускать будешь?!
Лучше бы кметь промолчал, ибо после сказанного еще пуще разбушевался Ярослав Мстиславич.
Приложив ладони к побледневшим щекам, за князем со спины молча наблюдала Звенислава Вышатовна, не сходившая со своего места. Горазд поглядел на нее, дивясь про себя, куда же подевалась Чеслава, следовавшая за ней неслышной тенью.
— Прости, батька. Виноваты мы, — второй дозорный покаянно ступил вперед, оттолкнув себе за спину молодца, заговорившего первым. Достаточно тот уже сказал.
Ярослав все
— Больше без моего дозволения никого на подворье не пущать. Хоть девку одинокую, хоть бабку сгорбленную. Отвечать будете головой! — рявкнул он во весь голос, оглядываясь по сторонам.
— Да, княже, — нестройно, вразброд отозвались кмети, и, помедлив, Ярослав кивнул.
— А вы — в поруб на пару деньков. Охолоньте, поразмыслите, — князь поглядел на двух дружинников, что открыли ворота боярину. Те стояли, покаянно втянув головы в плечи.
«Я бы тоже открыл», — вздохнул Горазд. Не приказывал ведь Ярослав Мстиславич держать ворота на запоре.
Когда кмети увели двух дозорных с подворья, и толпа маленько расступилась, к неподвижно стоявшему князю подошла Звенислава Вышатовна. Горазд видел, как она положила ладонь на плечо мужа, но Ярослав дернулся, скинул ее руку и свирепо зашагал прочь. Княгине токмо и осталось, что проводить его долгим, встревоженным взглядом. Она зябко повела плечами и поправила на меховую опушку вокруг шеи, пряча в ней лицо.
Из терема, опасливо приоткрыв дверь, высунулся княжич Желан. Он князь уже, поправил себя Горазд. Князь. Оглядев подворье, тот подошел к сестре, о чем-то заговорил, и княгиня улыбнулась ему, скрыв за улыбкой грусть и смятение.
Хорошо стоять в дозоре на частоколе. Все было Горазду видно да слышно. Что делали на подворье, о чем говорили. За всем мог уследить зоркий, внимательный отрок. Токмо хотелось порой ему не видеть ничего да и не слышать.
Ближе к полудню, когда солнечные лучи смогли пробиться к земле сквозь тяжелые, низкие облака, на подворье показалась Рогнеда Некрасовна. Ее Горазд провожал особо цепким взглядом. Безсоромна девка, так и не покрыла она свою косу платком, хоть и потеряла свое девичество. Одно это заставляло отрока кривиться. Княжна без княжества бродила по подворью в одиночестве — ни брата с собой не взяла, ни княгиню не позвала — и исподлобья ко всему приглядывалась. Горазд видел, как та стреляла глазищами по сторонам, все вынюхивала, высматривала! Покрепче перехватив древко копья, он неотрывно следил за княжной, готовый коршуном слететь со стены, коли та вздумает что-нибудь учудить!
Отроку пришлось оторваться от своего занятия, когда с дороги, ведущей к терему, послышался шум лошадиных копыт. Он спешно развернулся и прищурился, вскинув ладонь к глазам, а, разглядев знакомое знамя, радостно крикнул.
— Сотник Стемид возвращается! Едет сотник Стемид!
В такой-то суматохе про княжну Рогнеду Горазд начисто позабыл. Сразу кликнули из терема князя, тот немедля велел распахнуть ворота.
Лишь бы с добрыми вестями, отчаянно понадеялся Горазд. Лишь бы возвращался из Белоозера сотник Стемид с добрыми вестями. Когда приблизился их небольшой отряд к воротам, отрок разглядел на жеребце подле сотника незнакомого мужчину со связанными руками. Был он черноволос и чернобров, и порядком побит сединой. Лицом строг и суров, насуплен, а глаза у него — ну диво! Холодные, как льдинки, и голубые, как небо в летний солнечный день.