Пляска в степи
Шрифт:
— Добро. Благодарю, — Ярослав Мстиславич поднес к груди сложенный кулак и склонил слегка голову. — Не навредим мы воеводе, госпожа, коли перенесем его в мою горницу? Сподручнее так будет, — спросил уже у знахарки.
— И впрямь сподручнее будет, — немного обдумав, отозвалась она и кивнула. — Собери молодцев, князь.
Повинуясь его кивку, Горазд позвал нескольких крепких дружинников, и вместе они с великой осторожностью переложили воеводу на носилки из плаща да копий и отнесли по
Отрок торопливо убрал с прохода кучу примятого сена, на которой он спал подле двери, да свой плащ и седельные сумки. Воеводу опустили на лавку, подложили под голову сложенную холстину и укрыли княжеским плащом.
Когда кмети вышли из горницы, князь посмотрел на знахарку. Та доставала из корзинки и деловито раскладывала на длинном дубовом столе свои снадобья: горшочки, мешочки, бутыли. Порой госпожа Зима гладила свое обручье, торквес, подносила к губам пальцы и что-то шептала, будто заговаривала.
— Поставь моего воеводу на ноги, госпожа, — не приказал — попросил — Ярослав Мстиславич. — Отблагодарю тебя, как скажешь. Что хочешь — токмо скажи. Исполню.
— Не бросался бы ты такими клятвами, князь. Опасно, — знахарка посмотрела на него, прищурившись, и покачала головой. — Там видно будет. Не в силах я пообещать тебе что-то. Не ведаю, сдюжу ли я…
Госпожа Зима выглядела растерянной. Она будто удивлялась своим же словам. Будто никогда допрежь не сталкивалась с тем, что не сдюжит кого-то исцелить.
— Коли понадобится тебе что — скажи! Мне али отроку моему, — князь указал рукой на стоявшего в сторонке Горазда. — Все исполним.
— Отпроси у княгини девочку, Звениславу, мне в подмогу. Пусть сидит здесь при воеводе. Да не вели входить сюда никому без моего дозволения, — знахарка накрыла торквес на груди ладонью. — Больше мне ничего не потребно.
Горазд перенес из горницы свои пожитки и вещи князя в клеть внизу, где ночевали кмети из молодшей дружины, и потянулись долгие дни ожидания добрых вестей от знахарки.
Госпожа Зима редко выходила из горницы и оставляла воеводу Крута без своего присмотра. Днем ей подсобляла Звенислава Вышатовна. Княгиня Доброгнева крайне нехотя исполнила просьбу Ярослава Мстиславича и дозволила княжне отвлечься от своих дел в тереме. Тем паче, прибавилось их нынче, когда Рогнеду Некрасовну, княжескую невесту, в горнице заперли за непослушание да вздорный нрав.
На ночь же знахарка всегда оставалась в горнице одна и строго настрого воспретила отворять дверь после захода солнца и до его первого утреннего луча.
Все в тереме шептались, что она ворожила.
Ярослав Мстиславич ходил черен лицом. Расспросы челяди да воинов ничего не дали; дознаться кто, да когда, да как, да почему отравил воеводу
В тереме на него стали поглядывать с опаской. Горазд слышал шепот слуг, видел, как смотрели ему в спину теремные девки. Не диво, что вскоре кой-какие стали жалеть княжну Рогнеду, запертую строгой матушкой в горнице. Может, не напрасно княжна будто каменная на пиру, где ее просватали, сидела. С таким-то лютым женихом!.. Станешь тут не токмо каменной.
Жалели княжну и среди челяди, и среди дружины Некраса Володимировича. Всё ж любили люди гордую, своенравную княжну. Знавали еще с самого детства!..
В один из дней князь сидел на пороге клети, примыкавшей к задней стороне терема. Он держал перед собой меч, воткнутый остриём в землю, и чистил его сложенной в несколько слоев тканью. Увидав, Горазд аж подпрыгнул и позабыл, зачем искал Ярослава Мстиславича.
— Я не доглядел, княже?.. — с опаской выпалил на выдохе — так спешил к нему!
Где это видано, чтобы господин меч сам чистил!
Князь поднял голову и посмотрел на него, прищурившись. Хоть и сидел он под высокой стеной терема, а жгучее степное солнце слепило глаза даже в тени.
— Нет. Захотелось мне.
Ярослав Мстиславич покачал головой, повыше закатал рукава простой холщовой рубахи и вернулся к прерванному занятию. Горазд остался подле него, неловко переминаясь с ноги на ногу. Чувствовал он себя глупо донельзя. Совсем по иной надобности шел он к князю и не так чаял заговорить с ним!
— Говори уже. Что мнешься, — велел князь недовольно.
— Мне дядька Крут молчать велел… но я помыслил, а вдруг сгодится… — спутанно, сбивчиво заговорил отрок и оборвал сам себя.
Что лопочешь, будто дитя! Он замолчал и набрал в рот воздуха; мыслил, успокоиться так. Князь терпеливо ждал. Правда, меч в сторону отложил. Не посидеть ему нынче в одиночестве, не обдумать все в тишине.
— Господине, — сызнова заговорил Горазд, — когда седмицу назад ты спросил, где мы с воеводой Крутом были, а я ответил, что ездили поглядеть на место…
— Солгал, — перебил отрока князь. — Ты солгал мне. Чаешь в том повиниться? — хлестко, с уловимым раздражением спросил Ярослав Мстиславич.
— Нет, княже… то есть, да, но… — Горазд окончательно запутался и растерялся.
— Ведаешь, что за ложь князю бывает? — дождавшись кивка отрока, он продолжил. — Ну, об этом мы еще потолкуем. Говори, что хотел.
Горазд подавил вздох. Тяжесть княжеской руки он знавал не понаслышке.
— Мы не просто тогда ездили поглядеть на место, где хазары напали, — заговорил отрок. Прав князь. Нужно сперва сказать, что намеревался, а уж после себя жалеть.