Пляска в степи
Шрифт:
Когда мужчины затеяли с ним спор, все трое были против него. Сейчас же сопротивлялся лишь Барсбек. Но он всегда сопротивлялся, за что Багатур-тархан его и ценил. Хороший каган всегда выслушает всех своих полководцев, особенно тех, кто ему возражает. Не стоит слепо полагаться лишь на свой взгляд, он может быть затуманен и притуплен. Багатур-тархан следовал этим правилам всю свою жизнь, и пока что они ни разу его не подводили и позволили забраться очень и очень высоко. Хотя, видит великий Тенгри, ему множество раз хотелось укоротить Барсбеку язык!
— Нам нужно вернуться
Скривившись, Багатур-тархан посмотрел на него, но ничего не сказал. Они все помнили, что случилось тогда — прошло не так много времени. Но этот спор Барсбек все же проиграл. И он это понимал.
— Так. Мой младший сын направит к нам конницу и осадные орудия из Беленджера. Мы должны встретиться с ними на половине пути.
Отец Иштар довольно хлопнул раскрытыми ладонями себя по бедрам и потянулся к кубку со сладким вином. Барсбек резким жестом откинул назад полы расшитого золотой нитью кафтана и постучал пальцами по столу. Он поймал взгляд своего кагана и едва заметно покачал головой.
Иштар подавила вздох, благодаря всех богов, что мужчины, наконец, закончили бессмысленный спор. Он порядком ей наскучил, и она устала слушать их бесконечные препирательства. Зачем, если ее отец сказал, что уже обо всем сговорился с Саркелом? Он не отступится от своих договорённостей, что бы ни случилось, чтобы ни сказали его полководцы и советники.
Отец сам велел ей остаться и послушать, хоть она и приходилась ему дочерью, а не сыном. Но Иштар — важная часть плана и сговора с Саркелом, и чтобы управлять тарханом русов, она должна знать все, что замыслил ее отец. Потому она и сидела в отцовском шатре этим вечером, и скучала, и вполуха прислушивалась к беседе мужей.
Барсбек окинул ее тяжелым взглядом, и у Иштар по коже побежали муравьи. Уязвленный, рассерженный мужчина — опасный мужчина. Она запахнула на груди поплотнее кафтан, и браслеты на ее тонких запястьях мелодично зазвенели.
Трое мужчин будто впервые вспомнили, что она здесь, и разом обернулись к ней. Отец выглядел чрезвычайно довольным. Он даже улыбнулся ей.
— А, Иштар. Ты еще здесь. Ступай спать, мы закончили нынче.
— Да, отец, доброй ночи.
Она склонила голову, словно послушная дочь, гибким, изящным движением плавно поднялась на ноги, расправила широкие шаровары из гладкого шелка и покинула шатер.
Выходя на воздух, она накинула на плечи отороченный пушистым мехом плащ. Скоро-скоро осень вступит в свои права. Ночи уже становились все длиннее и холоднее, а дни — короче. По Степи гуляли сильные, выбивавшие из седла ветра. Они поднимали в воздух мелкий песок и пыль и уносили далеко-далеко.
Повсюду в хазарском лагере горели костры и факелы, но даже их свет не перебивал свет раскинувшихся по всему небосклону ярких звезд. Духи предков улыбались ей с небес, и, запрокинув голову, Иштар любовалась ими, словно завороженная. Она любила степь всем своим сердцем, она не знала иной жизни, но была уверена, что не сможет так
Крадучись, она пробралась в шатер. Но не в тот, который был поставлен для нее. Этот чужой шатер, в который зашла Иштар, был не столь богато украшен, как у ее отца, и отличался по внутреннему убранству. Повсюду валялись свернутые и раскрытые свитки с картами и непонятными надписями. Иштар они не сильно интересовали, и она лишь скользнула по ним равнодушным взглядом.
Прямо в кафтане она улеглась на звериные шкуры, служившие воину постелью, и закрыла глаза. Она почти уже жалела, что отец втянул ее во всю эту возню с Саркелом. Его затея оказалась изрядно утомительной, и у Иштар все внутри холодело, когда она думала, что вскоре ей вновь придется делить ложе с тарханом русов.
— Хорошо, что отец обещал его убить, — прошептала она в полумрак, царивший в шатре. Его рассеивал лишь тусклый свет единственной лампы, стоявшей на низком столике у самого входа.
Колыхнулся полог, закрывавший вход, и в шатер вступил мужчина. Он понял мгновенно, что Иштар внутри. Еще прежде, чем зазвенели ее браслеты и монетки в волосах, и она успела что-то сказать.
— Это ты, — сказал Барсбек и втянул носом пряный аромат специй, который принесла с собой Иштар.
Она села на меховую шкуру, которой укрывалась, и подтянула к подбородку колени, отбросив в сторону нарядные башмачки. По резким, рваным движениям Барсбека она поняла, что тот еще не остыл после перепалки с отцом, и потому молча следила, как он расстегивает и снимает богато украшенный воинский пояс, распутывает завязки кафтана, отбрасывает в сторону кинжалы в ножнах, а следом за ними швыряет сапоги.
Барсбек ненавидел русов чистой, бурлящей ненавистью, и план Багатур-тархана был противен ему, как никому другому. И именно ему придется воплотить его в жизнь.
— Отец же хочет разорить крепость и земли русов, — Иштар не понимала природу его злости. — И этого же хочешь ты.
Возвышавшийся над ней, взвинченный Барсбек резко обернулся. Он хмыкнул, словно она сказала величайшую глупость.
— Но не в угоду этому псу Саркелу! Мои люди, хазары, погибнут, чтобы какой-то рус мог ударить по своему брату!
Но было кое-что еще. Иштар знала, хотя Барсбек ни разу не говорил об этом. Он злился на ее отца за то, что тот подложил под руса Иштар. И злился за это на нее. И — самую малость — на себя. Но сильнее всех полководец злился на тархана русов.
— И твой отец ошибается, — сказал он уже тише. — Когда каганат одолевают внутренние дрязги, не время воевать с русами.
— Одолев их, он возвысится. У него будут новые земли и золото, — Иштар пожала плечами.
Она проводила часы в шатре отца и поневоле слышала каждый его разговор. Через какое-то время она начала не только слышать их, но и понимать сказанное, хоть и не обучалась никогда воинскому искусству, и не участвовала в сражениях.