Пляски теней
Шрифт:
Рулевой, не отпуская мотор, одной рукой послушно застегнул замки спасательного жилета.
– А что, это опасно? – спросил он.
– Ямница вообще река серьезная, – ответил Александр. – Особенно весной. Рыбаки ниже первого порога не ходят. До ближайшей деревни – километров двадцать по прямой. По реке – все пятьдесят. Мобильной связи нет. Никто не поможет, случись чего… Так что держись крепко, еще километров десять русло идет по наклону. Потом течение станет слабее, река шире и сюрпризов меньше. Там и будем присматривать место для лагеря.
Доктор, не отрывая взгляда от
Сразу за поворотом река круто поворачивала вправо.
– Игорь! Опускай винт! Газ на реверс! – крикнул доктор. Он с напряжением тормозил гнущимся, дрожащим от напряжения веслом, держа его почти вертикально. Лодка лишь слегка чиркнула бортом по известняковой плите отвесного берега и плавно прошла поворот. Стены каньона расступились, и впереди открылась широкая пойма заливных лугов.
Александр вставил весла на место, вытер о штаны мокрые ладони и полез в карман за сигаретами.
– Давай, Игорек, рули теперь спокойно. Молодец, благодарность тебе объявляю! – доктор с наслаждением выпустил вверх струю белого дыма и засмеялся. – Два года назад я здесь перевернулся. Чуть не утонул, лодку нашел часа через четыре. Хорошо, что ружье было привязано, а вещи все – тю-тю, уплыли.
– Ты же плаваешь хорошо! – удивилась Маша.
– Ну, да, – Александр показал рукой на отвернутые голенища сапог. – Я ведь не купаться собирался, а на охоту. Каждый заколенник набирает до пятидесяти литров воды. Да лифчик на шестьдесят патронов. Теплая одежда камнем на дно тянет… Десять метров до берега – как Ла-Манш переплыть.
Промокшая одежда быстро сохла на ярком солнце. Игорек расслабленно развалился на корме и грыз печенье, одной рукой удерживая румпель. Маша причесывала влажные волосы. Доктор достал ружье, вылил из ствола воду. И вовремя. Из-под берега с шумом и кряканьем взлетела пара уток. Первую пару охотник прозевал, но потом начал стрелять довольно часто и по большей части мимо. Однако его это, похоже, нисколько не огорчало. По реке плыли, догоняя лодку, разноцветные гильзы, похожие на пустые тюбики губной помады. Наконец один селезень, разбрасывая выбитый пух, шлепнулся в воду.
– Хватайте его скорее, а то улетит! – восторженно крикнул Игорек.
Еще минута, и в лодке лежала утиная тушка – первый за день охотничий трофей.
Утиная пожня закончилась, река втянулась в удивительно красивый сосновый бор, освещенный солнцем. За очередным поворотом реки Маша увидела пьющего воду лося. Он стоял по колени в воде, опустив вниз лобастую голову с большими мохнатыми ушами, и негромко фыркал, не замечая приближающуюся лодку. Александр поднял ружье и прицелился в зверя. Лось, даже не лось, а лосенок, повернул голову и с интересом уставился на невиданное доселе зрелище: людей он видел впервые. Здесь, в глуши, ему жилось вольготно и спокойно, и теперь, глядя на охотника, он не подозревал о грозящей ему опасности. Лосенок стоял неподвижно. Нескладный,
Впереди по курсу появилась песчаная коса, пологим мысом выдающаяся до середины реки.
– Здесь и остановимся, – сказал Александр. – Игорь, к берегу правь. Обогнешь мыс и причаливай.
– Почему здесь?
– Место тут очень красивое, здешние называют его Софией. Лес вокруг радостный, светлый, как раз для пасхальной ночи… Тут когда-то хутор стоял и мельница была. Жаль, что от них ничего не осталось. Все разрушено, разорено. Там, чуть ниже по реке, проржавевшие механизмы, замшелый огрызок кирпичной стены и расколотый мельничный жернов.
– А кто разрушил? Во время войны? – поинтересовался Игорек.
– Не было здесь войны никогда. Революция да семьдесят лет советской власти. Это будет почище любой войны. Остались только мы с вами, лоси да медведи. Такой вот апокалипсис.
– Вот уж точно, апокалипсис, – сказала Маша. – Жернова-то зачем разбивали? Это сколько надо было усилий, чтобы расколоть такую глыбу! А ведь до того кто-то этот камень обтачивал, дырку в нем сверлил.
– Кто разбивал, сгнил давно. А камни остались. Как памятники тем, кто строил. Кто здесь жил, любил, трудился…
– Говорят, место это чудное, особенное, – продолжил доктор после того, как путешественники вытащили лодку на берег. – Приезжие охотники этот мыс обходят стороной, и деревенские здесь не охотятся и не рыбачат.
– Почему?
– Да бог их знает. Может, боятся. Землю кровью осквернять не хотят. Место это не случайно Софией названо. София – Премудрость Божия… Помните, собор новгородский тоже Софийский. Возможно, наши предки этим именем освятили здесь опасное пространство.
– Почему опасное? – насторожился Игорек.
– Говорю же, мельница здесь стояла. А мельницы дурной славой в народе пользовались. Нечисть тут всякая ошивалась, людей добрых пугала. Под мельничьим колесом – водяной жил, в проточной воде русалки резвились, а на крыше – черт сидел! И тощие кикиморы все дни и ночи напролет чистили здесь свои копытца!
– Да, говори больше! Все это бабкины сказки! – засмеялся Игорек.
Вдруг где-то вдалеке раздался тягучий, приглушенный звук. Словно кто-то далеко, там, за самым небосводом, забормотал, заухал, зашипел, пытаясь отогнать непрошеных гостей. Игорек вздрогнул и невольно оглянулся на чернеющий лес.
Прошел час, другой. На землю легли мягкие сумерки, журчала огибающая песчаный мыс речка. Ярко, с треском, горел длинный охотничий костер, весело освещая небольшую лужайку. В котелке томился рассыпчатый плов. Было тепло, по-домашнему уютно, чисто и радостно.
– Века идут, а в этом мире ничего не меняется, – улыбнулась Маша. – Наверное, так встречали Пасху первохристиане во времена римских гонений. – Так же сидели у костра и ждали рассвета. В укромных, тайных местах, вдали от городов, прячась от своих врагов. Ничего не меняется, – повторила она. – Ничего. Те же войны за свое пространство, за свои идеи, за свою веру. Но… нам наши гонители сделали прямо-таки царский подарок. Такой пасхальной ночи у меня никогда еще не было…