Плясун. Книга первая. Сказка про белого бычка
Шрифт:
— А удобно? — затянул старую, как мир, песню. — Муж, дети…
— Я в разводе. Муж был настолько учтив, что при расставании купил мне эту квартиру. Детей нет…
Сказано было достаточно жестко. С расстановкой всех точек над «i».
Журналист не стал разводить канитель.
…Аллах хочет обратиться к вам, а те, которые следуют за страстями, хотят отклонить вас великим отклонением. Аллах хочет облегчить вам; ведь создан человек слабым…
Признаться, Бахор его удивила.
Не
Да и как-то необычно. Привык думать, что восточные женщины более сдержанны в постели. Ну, разумеется, не те, для которых любовь стала профессией (взять хотя бы его впечатления от тайского массажа, ух!), а… порядочные. Или как тут выразиться поточнее?
Стереотипы, сплошные стереотипы. Ломать их всегда тяжело. А когда это связано с кем-то, кто тебе небезразличен, то нелегко вдвойне.
Девушка, сперва взявшая инициативу в свои руки, умудрялась быть одновременно дикой и необузданной, словно тигрица, и ласковой и нежной, как домашняя кошечка. Вероятно, не забывала, что с нею рядом находится «раненый».
Но это только поначалу, пока Градову не надоела роль хрупкой фарфоровой вазы, с которой бережно сдувают мельчайшие пылинки. Он живо убедил Бахор, что «антиквариат» — это не о нем сказано.
Несколько движений шиваната (из разряда тех, которым Усто ракс начинал обучать мальчишек, когда им переваливало за шестнадцать), и об осторожности было забыто. К старым царапинам на его груди и спине добавились свежие.
Когда они наконец насытились друг другом, девушка удивила его еще раз. На этот раз неприятно. Оказывается, она курила.
Сам Роман табаком не баловался. Попробовал как-то в детстве, еще в четвертом классе. Не понравилось. А потом начались тренировки, и зелье стало вовсе под запретом. Это притом, что Спитамен-ака дымил, как паровоз. Но, как известно, что позволено Юпитеру, не позволено быку.
— Не одобряешь? — заметила она его недовольство. — Понятно. А что прикажешь делать, когда нервы сдают и хочется волком выть от тоски и одиночества?
— Все так плохо? — заглянул ей в глаза Градов.
— А ты думал, сладко все время жить под колпаком? Вроде бы и свободна, а шагу ступить нельзя.
Выпустила кольцо дыма.
Славно, однако, у нее это получается, не мог не отдать должное сноровке подруги парень.
— Даже представить не могу, что теперь будет, — призналась Бахор.
— Жалеешь?
— Что ты, — она ласково коснулась губами его виска. — Может, я все эти годы только об этом и мечтала… Но он не простит, если узнает…
— Твой бывший?
— Ага. А он точно узнает. Мне показалось, что всю дорогу от школы за нами кто-то ехал следом.
Журналист ей не сказал, чтоб лишний раз не тревожить, но «хвост» он вычислил сразу. Думал, что это его пасут, а оказывается, дело не в нем.
— И кто
— Мирза…
Вот это финт ушами. Питерец даже не удержался и присвистнул.
— Он мне ничего не говорил о том, что был женат. Да еще и…
— А кто я для него? Так, пустяк. Попытка самоутвердиться, потешить уязвленное самолюбие.
— Не понял, — признался журналист.
— Эх, Ромка, — погладила она его по голове. — Ты всегда был таким наивным. Да Мирза же тебе с самого детства завидовал. Тому, что не он тебя, а ты его спас тогда на реке. Что именно ты, русский, стал любимым учеником Спитамена-ака. Что тебя, а не его, сына секретаря райкома, завидного жениха я полюбила…
— Зачем же ты пошла за него? Могла бы послать подальше со всеми его комплексами.
— Не могла. Он нам сильно помог, когда мама… заболела. У нее был рак. Рахимовы достали лекарства, обеспечили уход. Мирза же оплатил и мою учебу в медицинском. У нас это теперь дорогое удовольствие.
— Да и у нас тоже. А почему вы расстались? Если он такой… собственник, то как мог отпустить?
— Из-за детей. Мы прожили почти три года, а их все не было. А Улугбек Каримович хотел внуков. Он-то, собственно, и настоял на официальном разводе, чтобы Мирза мог еще раз жениться. У них, — она кивнула куда-то в сторону, — внешне все должно выглядеть благопристойно. Кутак!
Грязное ругательство из нежных уст показалось чем-то чужеродным, неестественным.
— Как же, святоши хреновы! Занимаются всем, на чем только можно сделать деньги! Наркота, работорговля, оружие. Вся местная милиция у них в руках!
— А насчет фальшивых денег ты ничего не слышала? — закинул удочку Роман.
— Да вроде с месяц назад Темир о чем-то таком обмолвился. С кем-то чего-то не поделили. Но ты в их дела не суйся, слышишь?!
Она сорвалась на крик. Девушку всю трясло, словно в лихорадке.
Градов притянул ее к себе, обнял покрепче, но Бахор никак не могла успокоиться.
— Не лезь, Ромка! Они тебя не пощадят! Это страшные люди, уж я-то знаю. Насмотрелась за три года. Да и потом не стала свободной, будто их собственность. А я ничья, я сама себе хозяйка. Мерин! — крикнула в потолок. — Никогда не будет у него собственных детей! Это он, а не я, бесплоден! Уж мне-то лучше знать!
И вдруг громко разрыдалась.
— Тише, тише! — гладил ее по спине журналист, пробегая ловкими пальцами по нервным окончаниям.
Всхлипы становились все слабее и слабее, пока, наконец, не перешли в мерное посапывание.
Журналист еще долгое время лежал без сна, обдумывая сложившуюся ситуацию, однако под утро и его таки сморило.
Проснувшись, он не застал хозяйку дома. Та уже ушла, успев сготовить легкий завтрак и оставив для него записку:
«Ромчик! Не забивай себе голову всякими глупостями. Все было чудесно. Ни о чем не жалею. Будешь уходить — захлопни дверь. Люблю, целую. Твоя (надеюсь на это) Бахор».