Плясун. Книга первая. Сказка про белого бычка

Черный Игорь Витальевич

— Прячешься? — спросил журналист уже на местном наречии. — Правильно, прячься. Обещаю: едва увижу твое трижды мерзкое лицо — мигом тебе голову откручу, святоша.

— На каком языке ты выражался? — Вазамар проигнорировал грубое обращение.

Он понял, что его голос узнали. Но выходить на свет не спешил.

Мобедан мобед стоял в самом темном углу, брезгливо прикрывая нос кулаком, чтобы не чувствовать запаха разлагающихся стражников, и внимательно разглядывал жертву. Ему очень не нравилось то, что, даже будучи связанным, неизвестно где и в присутствии живых мертвецов, этот воин не проявил и толики страха. Словно

бы каждый день его швыряли в смердящие мертвечиной подземелья и опутывали кандалами.

Заносчиво приподнятый подбородок, лукаво прищуренные глаза… Какая сила может содержаться в странном человеке? Пришелец — Вазамар не сомневался, что «бактриец» на самом деле появился в Хорезме отнюдь не из Бактрии — обладал невидимой силой. Очень могущественной и, к глубокому сожалению святейшего, ему, верховному жрецу Ахура-Мазды, неподвластной.

«Пока что неподвластной! — думал старик. — Не даром, так хитростью. Не хитростью — так силой. Никто не устоит перед истинным владыкой этих земель».

— Вряд ли у нас получится достойный разговор, — предположил Роман. — И все же я хотел бы знать, зачем меня сюда приволокли? Неужто служитель богов оказался настолько злопамятным, что затаил на меня злобу из-за отклоненного предложения?

— О, нет, — ответил верховный жрец, выражаясь как можно более ласково, по-отечески. — Раз ты не захотел носить мое украшение — дело твое. Я позвал тебя совершенно по другой причине.

— Посчитаю за честь узнать эту причину. — Журналист держал себя в руках и говорил изысканно, точно находится на светском приеме.

Картину портили лишь цепи и мрачная обстановка. На четырех зомби, неподвижно стоящих вокруг Романа, пришелец из будущего внимания не обращал.

Мобедан мобед сделал шаг и вынырнул из темноты.

— Я хочу получить оружие дэвов, — требовательно произнес Вазамар. — Ты понимаешь, о чем я говорю, чужеземец? Огненное оружие, плюющееся смертью. То, из которого был ранен посол румов и которое у меня дерзко похитили из этих самых покоев!

Роман широко улыбнулся. Ясное дело, что речь идет о пистолетах узбеков. Хорошо, что кто-то догадался отобрать их у этого маньяка. С него бы сталось разобрать их на винтики и шпунтики и заказать своим умельцам изготовить аналогичные огнестрелы.

— И почему меня это не удивляет? Исключительной власти захотелось? Да, дедушка?

— Никто не смеет так разговаривать со святейшим! — из сумрака выскочил безобразный мужичок; хилый, сгорбленный от болезни, с перекошенным от ненависти лицом.

А, никак жрецов целитель Фрийяхваш объявился. Наслышаны, как же. Садай кое-что рассказывал, да и Соран Эфесский тоже. Причем, отзывался о коллеге очень нелестно.

Горбун несколькими короткими прыжками приблизился к Роману. Рывком поднял голову журналиста за подбородок. Замахнулся свободной рукой. Ударил изо всех сил.

— А еще лекарем называется. — Удар оказался не слишком сильным — Роман даже не поморщился от боли.

Улыбнулся шире.

— Да тут, оказывается, вместо жрецов и лекарей одни душегубы. Признавайтесь, кого еще вы тут пригрели? Уж не малека ли?

Вазамар молча всматривался журналисту в глаза. На его лице играла недобрая улыбка. Казалось, сейчас он в мыслях предает Романа немыслимым пыткам. Фрийяхваш пританцовывал в нетерпении, насколько позволял тяжелый горб. Лекарю хотелось побыстрее закончить с пленником.

Он тоже чувствовал, что Градова поддерживают неведомые силы. И силы эти были столь неприятные, что горбуну хотелось сбежать. Не успокаивали даже четыре бездушных телохранителя, по мановению ресницы готовые разорвать пришельца на куски.

— Мы можем разговаривать с тобой годами, раб, — медленно прошипел святейший. — Ты будешь страдать от восхода и до заката, и даже ночью не будешь забыт. Следом за болью придут кошмары, и священный огонь Ахура-Мазды сожжет твой мозг.

— Весьма непрозрачный намек на пытки, черти бы вас побрали, — пробормотал Градов по-русски.

Заметил, что при незнакомых словах хорезмийцы дернулись как от удара хлыстом. Без сомнений, они сочли, что Роман читает какое-то заклинание. Дикари.

— Мне нужно огненное оружие, — повторил жрец.

— И все? — Градов решил немного подыграть.

Все время, пока глава местных зороастрийцев расхаживал по комнате, огибая бездыханных зомби, журналист искал пути отступления. Оковы держали на совесть: ни разорвать, ни перетереть; по крайней мере, не за пару часов. Невидимое в темноте крепление тоже не поддавалось. Эх, если его хотя бы рассмотреть! Возможно, нашелся бы какой-нибудь шанс. Оставались только внутренние резервы Плясуна.

— Нет, не все, — важно заметил Вазамар.

Поскольку парень не уклонялся от диалога, старик немного расслабился. У него имелись средства, чтобы сделать пленника сговорчивым и кротким. Не хватало только времени.

— Я хочу знать, где и каким образом ты научился так сражаться? Кто были твои учителя? И зачем ты пожаловал на нашу землю? Кем послан?..

Мобедан мобед собирался играть долгую партию. Это питерец видел по его глазам. Но также видел он и то, что жрец немало спешит. Наверняка Романа ищут. И римляне, да и Тутухас с Фработаком.

— Вижу, что ты очень разумный юноша, — вкрадчиво продолжал жрец. — Мы найдем общий язык, и ты окажешься более сговорчивым, чем эти… демоны.

Он кивнул головой, и по команде Фрийяхваша живые мертвецы извлекли из сумрака два безжизненных тела и положили у ног журналиста. Тот с содроганием узнал в них Мирзу и Рафика. Узбеки имели весьма неприглядный вид, мало чем отличаясь от зомби. Покрытые с ног до головы запекшейся кровью, грязные и дурно пахнущие.

Впрочем, все-таки живые. Присмотревшись (насколько это позволяло освещение в каземате), Роман заметил, что грудные клетки его приятелей вздымаются. Причем очень равномерно. Не так, когда человек находится в болевом шоке и обмороке, а так, когда он… спит.

«Э-ге-ге, — подумалось питерцу, — да ты, святой отец, блефуешь. Ничего-то ты не смог сделать с восточными братьями. Побоялся демонов. Спят они себе, как миленькие, утихомиренные Фработаком».

Еще тогда, во время состязаний, молодой человек увидел, что пастух не стал убивать противников, а всего-навсего усыпил их. Точно так, как он в свое время усыплял сенатора. Градов был благодарен наставнику за такой гуманизм, но не совсем понимал его природу. Теперь он все понял. Не иначе хорезмиец заключил сделку со жрецом. Его жизнь и свобода в обмен на «демонов». Но мобедан мобед не стал играть по-честному. Получив необходимое, он решил спрятать концы в воду, скормив пастуха хищным тварям. И если бы не вмешательство журналиста, кто знает, чем бы все кончилось.