Плясун. Книга первая. Сказка про белого бычка
Шрифт:
Как бы в ответ на слова из священного писания за стенами пыточной камеры что-то загрохотало и завыло. Старик испуганно оглянулся по сторонам и стал чертить в воздухе знаки, отгоняющие нечистую силу. На какое-то время жуткие звуки поутихли, но когда Вазамар попытался продолжить чтение, дэвова какофония разразилась с большей силой. Огонь факелов тревожно заколебался, колышимый неизвестно откуда взявшимся ветром.
В руках Фрийяхваша кроме жезла появилась и плеть, которую он тут же обрушил на голову, плечи и ребра несчастного узника.
— Будешь говорить? — приговаривал садист, нанося новый
Бил умеючи, с оттяжкой, чтоб больнее было. И после каждого свиста плети неизменно тыкал в ушибленное место бычьей головой-солонкой.
Роман молчал, до боли кусая губы, чтобы одним клином вышибить другой.
— Ну, ладно, — прошипел горбун, отбрасывая неэффективные орудия. — Попробуем другое. Что скажешь насчет священного огня Ахура-Мазды? Еще ни один преступник против него не устоял!
Просеменил к пылающему жаром алтарю и ткнул в него палку, обмотанную лохмотьями. Огонь жадно лизнул поживу и затрещал, пожирая угощение. Высоко потрясая факелом, лекарь вернулся к жертве. Когда он проходил мимо живых мертвецов, те в немом ужасе шарахнулись в разные стороны, косясь на благородное пламя, в котором заключалась частица божественной силы.
Журналист напрягся. Он почувствовал, что тришула на его груди снова запылала. Странно, что палачи не догадались снять с него священный знак Натараджи. Вроде бы, такие доки в вопросах магии и колдовства, а тут прокололись.
По телу прокатилась волна холода. Парень даже передернул плечами, отчего руки, скованные цепями, едва не вывернулись из суставов. Боль от порезов и побоев немного притупилась.
— Ну как, не передумал играть в молчанку? — поинтересовался Фрийяхваш, чертя перед глазами плясуна огненные фигуры.
Вместо ответа Градов по памяти стал читать авестийский текст, до которого не дошел Вазамар:
— Те, кто присваивает себе звание священников и последователей учения, будут желать друг другу зла, они будут нести чушь и говорить бессмыслицу, и так же невежественны будут их взгляды, которые нашептаны им Ангро-Майнью и его демонами; из пяти грехов, совершаемых людьми, священники и последователи учения подвергнутся трем грехам: они станут врагами добродетели, они будут ругать и поносить друг друга, обряды, предписанные для их выполнения, они забросят и забудут об ужасах ада…
— Замолчи! — зашелся в приступе ярости горбун, тыча в лицо парня факелом.
Едва коснувшись кожи Романа, огонь злобно зашипел… и погас.
У Фрийяхваша отпала челюсть от изумления. Он с выпученными глазами смотрел то на приказавший долго жить светоч, то на целого и невредимого пленника.
— Как ты это сделал, демон? — тихо пробормотал горбун, и в голосе его слышалась мольба и затаенный страх. — Кто ты? Откуда взялся?
— Ну, снова здорово, — скривился русский, сам, впрочем, ничего не понимавший во всех этих чудесах.
— Поторопись! — приказал мобедан мобед своему сатрапу. — Чую недоброе! Надо побыстрее заканчивать со всем этим.
Лекарь послушно кивнул и, застыв у стола с орудиями пыток, принялся перебирать их одно за другим.
— Попробуем это, — остановился он на бронзовом пруте, заканчивавшемся тавром в виде бычьего копыта.
Таким обычно клеймят скот и преступников.
Раскалив
И вновь стал свидетелем небывалого. Прикоснувшись к обнаженной спине узника, клеймо зашипело, словно его сунули в чан с ледяной водой, и из огненно-красного стало обычным, темным. Таким, каким было до того момента, когда его раскалили.
С проклятьями отбросив прут, жалобно зазвеневший на полу, Фрийяхваш стал ощупывать тело жертвы. Оно оказалось холодным и твердым, подобно мраморным изваяниям из царского дворца, привезенным из далекой земли румов.
— У-у-у!! — взвыл волком горбун и вне себя от злости, сжав кулаки, принялся молотить ими по корпусу журналиста.
— Ты не можешь развязать ему язык? — не верил глазам своим жрец. — Фрийяхваш, сын мой, что с тобой?!
— В эпоху Аушедар-маха, — припомнил лекарь пророчество о конце света, — человечество станет настолько сведущим в медицине и обретет и сможет использовать такие средства, что, даже находясь перед лицом смерти, они смогут её избежать, им так же не будет страшен удар меча и кинжала…
— Ты думаешь, — изумился мобедан мобед, — что он явился оттуда?.. Из последних времен?..
— Сейчас мы это проверим! — возопил калека, хватая со стола священный меч.
— Не вздумай! — прикрикнул на слугу святейший. — Он нужен мне живым!
Шум и вой за стеной усилился. Кто-то огромный и жуткий приближался к покоям, руша на своем пути все преграды.
— А-а-а!!! — наклоняя голову и вытянув вперед руку с мечом, направленным прямо в сердце пленника, бросился в атаку врачеватель. — Умри, демон!
Не добежав нескольких шагов до журналиста, лекарь грохнулся на пол, споткнувшись о вытянутую ногу Мирзы. Послышался сдавленный стон, тело горбуна забилось в судорогах.
— Что такое, Фрийяхваш? — склонился над ним жрец.
— Улиш табиб, [64] — мрачно сказал Рахимов, поднимаясь на ноги. — Сдох твой знахаришка, мулла. О собственный ножичек поранился.
Потыкал ногой в нукера.
— Эй, Рафик, вставай, короче, хватит придуриваться.
Телохранитель, кряхтя, встал рядом с хозяином.
— Ну что, хазрат, [65] зачем ты этот балаган устроил, да? — спросил «мишка Гамми», поднимая с земли окровавленный меч Фрийяхваша. — Зачем типа покойников поднял, нас похитил? Отвечай по-хорошему, а… А то мы с Рафиком здесь у вас шибко нервными стали, нах…
64
Умер лекарь (узб.).
65
Уважительное обращение к человеку с высоким религиозным статусом (узб.).