Пляж острых ощущений
Шрифт:
— Да, такой багаж нельзя тащить с собою в пивнушку! — рассмеялась Элка и присела на край дивана в ожидательной позе.
Когда я вышел из туалета, она разговаривала по мобильному телефону. По ее напряженному, сосредоточенному лицу, по блеску в глазах, который не могли скрыть даже толстые стекла очков, я понял — пивной погребок накрылся. С таким лицом Элка, как правило, бросала все дела и мчалась по следу, если таковой появлялся в каком-нибудь темном дельце, которое могло заинтересовать ее криминальную газетенку.
Я подошел к Элке, сел рядом и мысленно закурил.
— Да, сейчас буду, — резко ответила Элка кому-то и нажала отбой. — Бизя, — повернулась она ко мне, — мы не поедем ни в какой погребок.
— Вот уж новость так новость, — усмехнулся я.
— Мы должны срочно ехать на Дикий пляж.
— Зачем?! — без особого интереса спросил я и почувствовал, как воображаемый дым терпкой волной затопляет легкие.
— Тебя убили, Бизя, — пожала плечами Беда и черти в ее глазах сделали очередной кульбит.
— Это снова твой розыгрыш? — засмеялся я.
— Тебя убили, — повторила Беда. — Ты лежишь на берегу Дикого пляжа с проломленной головой, мордой в песке. На тебе темный пиджак с белым цветком в петлице, в кармане у тебя мобильник и портмоне с документами — паспортом, правами, кредиткой, свидетельством о регистрации брака. Рядом с тобой стоит оперуполномоченный по фамилии Барсук. Он посмотрел в мобильном последний вызов — им оказался номер моего телефона. Барсук набрал меня и попросил приехать опознать твой труп. Так что пивной погребок накрылся.
— Черт! — Я похлопал себя по карманам. Портмоне я всегда носил в заднем кармане джинсов, но сегодня, будучи женихом, положил его в карман пиджака. — Черт! — заорал я. — Ты же знала, что портмоне в пиджаке! Почему не остановила меня, когда я…
— Да откуда я знала?! — подскочила Элка с дивана. — Откуда?! Можно подумать, ты в первый раз делаешь шикарные подачки бродягам! Попробовала бы я тебя остановить! Да ты бы и штаны с себя снял и подарил! А костюмчик-то между прочим, две штуки баксов стоил! Сазон на нем настоял! А ты…
— Тише, тише, — я перехватил ее руки, которыми она махала как ветряная мельница лопастями. — Тише, ну я козел, я, я, а ты, блин, королева английская — тонкая, умная, благородная, в драных штанах. Так ты говоришь, что я лежу мордой в песке на Диком пляже? Твой «Харлей» здесь?
— А где ж ему быть? Только чур я за рулем! — Элка решила не обижаться на «королеву английскую». Она уже летела вперед, навстречу обстоятельствам, которые могли бы погнать по жилам живее кровь и заставить бешено колотиться сердце.
Я помчался за ней.
Нет, не такой я представлял себе свою свадьбу.
Диким пляжем в народе называлась полоска берега, не облагороженная никакими признаками цивилизации. Тут не было тентов, лежаков, шашлычных, кабинок для переодевания и туалетов. На эту территорию также не распространялась сфера деятельности пляжных спасателей, поэтому если кто-то и тонул беспрепятственно по глупости или по пьянке, то непременно на Диком пляже. Диким его прозвали за необустроенность, первозданную
Когда мы с Бедой месяц назад приехали в мой родной город из сурового, далекого Сибирска, я первым делом показал ей все свои любимые места. Скверик, где провел свое хулиганское детство, школу, в которой учился, кинотеатр, в котором проводил время, сбегая с уроков, клуб, где несколько лет увлеченно занимался археологией [2]; я показал ей не курортный, а «свой» город, в котором не было толп деловитых туристов и ошалевших от хорошей погоды отдыхающих. Конечно, когда дело дошло до видов на море, я привез Элку на Дикий пляж.
— Фи-и, — сказала Беда, — стоило ехать на юг, чтобы загорать в медвежьем углу, где никто не увидит мой новый купальник!
— Да зачем здесь купальник? — возразил я. — Здесь можно загорать и купаться голой. В этом вся прелесть!
Беда посмотрела на меня как на слабоумного и потребовала немедленно водворить ее в людской муравейник, где лежаки следовало занимать в пять утра, где в туалеты и кабинки для переодевания стояла длиннющая очередь, где в воздухе витал назойливый запах шашлыков, а моря не было видно из-за людских обгорелых спин.
… Беда неслась на своем мотоцикле как ведьма на помеле. Я сидел сзади и сжимал ее крепко в объятиях, не столько от теплых чувств, сколько от страха быть выбитым из седла напором ветра и от ощущения полного невладения ситуацией. Тем более, что шлем был только один, и воспользовалась им, конечно, Беда. Она безошибочно нашла дорогу на Дикий пляж, хотя была там всего один раз.
«Видели ли вы ведьму в шлеме верхом на „Харлее“?!» Глупый вопрос с однообразием весенней капели стучал в мозгах, пока Беда не затормозила у группки людей, стоявших практически у воды. Неподалеку маячил «Газик» и, несмотря на то, что сумерки уже стерли ясность очертаний, было понятно, что машина милицейская, а мужики у воды — опергруппа. На песке темным жутким пятном лежал человек. Он лежал там, где уже начиналась мелкая вода, и набегающие слабые волны с пугающей периодичностью то и дело накрывали его голову и вытянутые вперед руки.
Я соскочил с мотоцикла и, опередив Элку, подбежал к милицейским парням.
— Мой бумажник, пиджак… в нем… — начал я сбивчиво объяснять ситуацию.
— Оперуполномоченный уголовного розыска майор Барсук, — протянул мне руку невысокий крепкий мужик. Рядом с ним курили двое хмурых парней, а чуть поодаль ходил еще один человек, тоже невеселый и озабоченный, наверное, это был следователь прокуратуры.
— Глеб Сергеевич Сазонов, учитель, — представился я майору. — Месяц назад я приехал из Сибирска, чтобы сыграть свадьбу в своем родном городе.